ИТАЛЬЯНСКИЙ ИНСТИТУТ ФИЛОСОФСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ И ДЖОВАННИ ПУЛЬЕЗЕ КАРРАТЕЛЛИ: Конференция ANTIQUORUM PHILOSOPHIA в память о Джованни Пульезе Каррателли (Рим, 28-29 ноября 2011)

Джерардо Маротта

Джерардо Маротта — Президент Итальянского института философских исследований

Gerardo Marotta — President of the Italian Institute for Philosophical Research. The article is devoted to ANTIQUORUM PHILOSOPHIA conference in memory of Giovanni Pugliese Karratelli (Rome, 28-29 November 2011)

            Разговор о трудах, которые Джованни Пульезе Каррателли нес с того момента как он, вместе с Энрико Черулли,[1] Еленой Кроче,[2] Пьетро Пьовани[3] и автором этих строк, в мае 1975 г. в историческом здании Национальной Академии деи Линчеи[4] стал основателем Итальянского института философских исследований, дает нам повод вспомнить один из переломных моментов в истории культуры в Италии последних десятилетий.

            В самом деле, это были годы, когда в нашей стране назревал и уже обретал различимые черты кризис, разворачивавшийся среди более сложных, но не менее тяжелых явлений кризиса общеевропейского. В частности, Энрико Черулли и Джованни Пульезе Каррателли были встревожены проблемами, которые ставил перед ними кризис университетского мира. Этому вопросу посвящена обширная и богатая литература, плод усилий лучших европейских умов; к ней принадлежит и взволнованный памфлет «Смерть (и преображение?) университетов»,[5] написанный Пьетро Пьовани, отважным и просвещенным профессором Неаполитанского университета. Из этого эссе мы заимствуем следующие горькие размышления: «как только мы осознали, что университетский организм претерпевает распад своего культурного и нравственного универсума, никакими ухищрениями уже невозможно откладывать на неопределенный срок окончательную констатацию, из которой неизбежно следует и вывод: университету пришел конец».

            Работа, которую взвалил на себя Пульезе Каррателли во благо Итальянского института философских исследований, была необъятна и мучительна. Мучительной она оказалась из-за постоянных помех, чинимых вмешательством тех дремучих сил, которые, в особенности именно в Неаполе, с неизменным рвением стремились пресечь существование и искоренить саму память об Итальянском институте философских исследований, как о том свидетельствовали в различных своих выступлениях на научных встречах, посвященных, среди прочего, вопросам теоретической физики, биологии и кибернетики, Эдуардо Кайаньелло,[6] Адриано Буццати Траверсо[7] и Альфонсо Мария Ликвори.[8] В одной из своих речей, произнесенной в Академии деи Линчеи в 1991 г., Кайаньелло говорил: « Не успеет появиться хоть какая-нибудь инициатива, как неаполитанский политик внезапно берется наконец за работу и готов на бесплатные сверхурочные труды; он готов трудиться и ночью, лишь бы помешать тебе совершить задуманное»!

            Но Джованни Пульезе Каррателли стремился доказать необходимость новых форм обучения не только посредством междисциплинарных программ, включающих в себя многочисленные семинары ученых, приезжавших со всех концов мира для обмена опытом в попытке найти выход из тяжкого кризиса, поразившего университеты. Участвуя в конференции, созванной по инициативе именно университетской общественности при участии Антонио Руберти,[9] Министра университетов и научных исследований, он вскрыл глубокие исторические причины, повлекшие за собою основание, по инициативе Бенедетто Кроче, Института исторических исследований, а затем, позднее, и Итальянского института философских исследований. Этому предмету Пульезе Каррателии посвятил замечательную речь, которую университетский мир предпочел оставить без опубликования.

Джованни Пульезе Каррателли (1911-2010), научный Директор Итальянского института философских исследований

Впоследствии это выступление, озаглавленное «Свобода научных исследований и роль государственного университета»,[10] по инициативе нашего Института было неоднократно в различных издательствах на многих европейских языках; в итальянском издании она, по воле автора, публиковалась вместе с памфлетом Федерико Чези[11] «О естественной тяге к знаниям».[12]

            В своей речи Пульезе Каррателли выдвинул идею полюбовного сотрудничества между университетами и институтами высокой культуры, при котором на государство возлагается задача поддержания жизнеспособности университетов как центров образования и профессиональной подготовки, а институтам высокой культуры отводится роль заведений высшей ступени образования новых поколений и ориентира для тех же университетов, лучшие преподаватели которых будут призваны выступать в такие институты с изложением результатов своих исследований. Это позволит создать живую атмосферу, способствующую восхождению исследований в различных государствах на новый творческий уровень и служащую побуждением для той естественной тяги к знаниям, о которой в свое время говорил Федерико Чези, обеспокоенный тем, что вчерашние студенты, стоило им получить университетский титул,  забрасывали науку и более уже не заботились о собственном образовании, всецело посвящая себя заработку независимо от избранной профессии.

            Вот почему Пульезе Каррателли настаивал на исторической необходимости заведений, нацеленных, наподобие двух неаполитанских институтов, на высшие исследования и на воспитание будущих поколений, на формирование гражданина, на помощь университету как институции, ввергнутой в необратимый кризис. Так Неаполю в эти годы суждено было стать тем перекрестком, где сходились пути ученых, несущих свой вклад в новые формы образования, формы, необходимые для того, чтобы противостоять опасностям нашей эпохи и взывать к своевременному осознанию того, что проблема институционального кризиса университетов тесно связана с кризисом и перспективой выживания культуры.

            Ганс-Георг Гадамер, который увлеченно сотрудничал с Джованни Пульезе Каррателли и нашим Институтом на протяжении двадцати пяти лет, в своих занятиях с молодыми исследователями и стипендиатами, продолжавшихся  целые дни напролет, создал огромной значимости прецедент соприкосновения ученика с предметом во всей его сложности. Перед лицом небывалого наплыва технологий, порожденных промышленной революцией; в столкновении с анонимной и никому неподотчетной властью, внезапно явившейся в ходе непрерывного развития технологической эры и средств массовой информации, одним из следствий которого, среди прочего, стала и атомизация гражданского общества, – перед лицом этих вызовов, утверждал он, непременным условием победы над новым злом нашей эпохи становится объединение всех сил человеческого разума и усвоение великих традиций европейской культуры. В одном из своих докладов, опубликованном в «Ежегоднике народного просвещения»[13] за 1981 г., Гадамер предупреждает о риске, который несет с собой закоснение в текстуальных интерпретациях александрийского типа или укоренение в языке, диктуемом модой и бездуховностью эпохи, к примеру, в немецком социологическом жаргоне или в тайнописи хайдеггерианской схоластики. «Но разве могло быть иначе, – продолжает Гадамер, – в условиях цивилизационного процесса, который полностью рационализирует жизнь всех и каждого, причем во всех странах сразу, и надежно укрывает от нас существующие узы зависимости технического, практического и экономического характера? Сама «культура» подвержена влиянию подобных коллективных сил, и было бы нелепостью это отрицать. Однако в этом и состоит значение наших встреч в Итальянском институте философских исследований, где каждый из нас вступает в непосредственное соприкосновение с аргументами и рассуждениями, недоступными прежде для наших изолированных мнений». То же самое, пусть и в иной мере, справедливо, – продолжает Гадамер, – и для взаимоотношений, сложившихся между участниками курсов, организованных Итальянским институтом философских исследований: все они имеют за плечами разную подготовку, и руководитель курса должен приложить все усилия к тому, чтобы выступать перед ними не в качестве учителя, но исключительно в роли ведущего, организующего диалог, в котором каждому из них приходится на время отложить свои сложившиеся мнения, традиции школы и привычный способ мысли, чтобы подойти к проблеме с позиций другого. В особенности это важно при встрече молодежи новых поколений с учителями, вступившими в пору старости: прямой обмен идеями между юношеством и стариками, предполагающий взаимную критику взглядов и анализ предрассудков, имеет насущное значение.

            Спустя годы в обращении, направленном из Гейдельберга в адрес сообщества ученых, которые собрались в большом зале ЮНЕСКО на созванной по инициативе Итальянского института философских исследований конференции о «Будущем и перспективах европейского гуманизма», Гадамер поведал, как на протяжении всей своей долгой карьеры он искал модель научного заведения, способного указать путь к спасению культуры и пробудить к новой жизни нашу культурную традицию, ныне закосневшую в правилах бюрократически организованного общества, нацеленного на идеал экономической выгоды. «Возможно ли такое заведение в принципе? Сегодня, будучи членом Итальянского института философских исследований, – продолжал Гадамер, – я могу утверждать, что это возможно. Такое начинание было на деле предложено адвокатом Мароттой, несмотря на сдержанное отношение со стороны университета, не желавшего верить в возможность успеха столь рискованного предприятия. Предприятие же это был без сомнения весьма амбициозным, ибо нацелено оно было на ту самую проблему, что тяготела над университетом: на опасность , какую таит в себе растущая специализация и монологический характер знаний и их преподавания . Такую опасность я ощущал крайне остро, и именно это подвигло меня к сотрудничеству с Итальянским институтом философских исследований. Вот почему я убежден, что обмен идеями и диалогическая форма, в какой осуществляет его Институт, способны вызвать у юношества более живой интерес, нежели сама по себе перспектива быстрой академической карьеры. Поэтому я надеюсь, что данному «новому» заведению не будет суждено так и остаться единственным, но оно станет образцом для всей Европы и всех тех государств во всем мире, которые ставят перед собой цель обеспечить существование культуры, свободной от предзаданных схем, во имя той солидарности, которая и есть гарантия мира. Без начинаний такого рода культуру нашу можно считать погибшей, ибо бюрократизация знаний как следствие общей индустриальной тенденции нашей эпохи означает окаменение культуры и представляет собой угрозу творческому началу и многообразию отношений между людьми».

            В опубликованном в «Ежегоднике народного просвещения» выступлении Гадамера есть и такие слова: «С особенной радостью мы можем заявить, что великое наследие, хранить которое выпало на долю Неаполю, сегодня находится в надежных руках. Неоценима заслуга Итальянского института философских исследований, взявшего на себя эту инициативу. В самом деле, тот взлет, который философия испытывает в Неаполе благодаря усилиям Института, уже замечен во всем мире. Придать новую жизнь великому наследию европейской мысли, воздвигнуть на этом основании новые формы мысли и жизни – достижение, достойное древних культурных традиций Неаполя. Все это внушает нам веру в ту Европу, ради которой мы живем, которая, мы надеемся, сумеет устоять перед угрозами нынешней эпохи».

            Общая для них забота внушала Пульезе Каррателли и Гадамеру сильнейшее беспокойство: Европе, предчувствовали они, грозит участь, подобная той, что постигла Древнюю Грецию. С тревогой они наблюдали, как европейский континент день ото дня постепенно отказывается от собственной культурной идентичности и от незыблемой прежде программы государственного единства, мало-помалу превращаясь в простое географическое обозначение, рискуя повторить судьбу Эллады, которая, не будучи в состоянии сплотить полисы в единую силу и не умея, как это показал еще Фукидид, преобразовать себя в школу народов, основанную на политике отказа от войн, оказалась под властью других держав и в конце концов попала под турецкий гнет, окончательно утратив культурную и политическую самостоятельность и буквально став не более чем географическим названием на карте Европы.

            Для Европы, в итоге двух мировых войн, войн в подлинном смысле гражданских, уже утратившей былую гегемонию вначале в экономике, а затем и в политике, остается последний и единственный шанс отвратить от себя столь печальную судьбу, и шанс этот состоит в том, чтобы, собрав все лучшее, что есть в ее культурной традиции, создать новые категории мысли, которые обеспечили бы более интенсивное взаимодействие между народами, принадлежащими разным ветвям цивилизации. Именно к этому духу Пульезе Каррателли приобщал молодых людей в своих великолепных семинарах и публичных выступлениях, посвященных культуре как Ближнего, так и Среднего и Дальнего Востока, которые стали для Неаполя, где история Древнего Востока прежде не преподавалась, небывалым событием. Пульезе Каррателли был убежден в том, что изучение древней истории не должно ограничиваться миром классической античности, напротив, необходимо иметь в виду, что греко-римская цивилизация развивалась в непрерывном контакте и в постоянных обменах с великими культурами Ближнего Востока; что древневосточные цивилизации послужили стимулом для творческого начала в греческом и римском мире.

Ганс-Георг Гадамер (1900-2002) и Джерардо Маротта, в зале заседаний Итальянского института философских исследований

            Ганс-Георг Гадамер открывал свой ежегодный цикл лекций с размышлений о том, что Афины V и IV столетий до Р.Х. при всем блеске своей культуры представляли собой все-таки поздний по сравнению с городами Великой Греции этап ее развития. Пульезе Каррателли брался за ту же тему еще решительнее: имя его притягивало в Неаполь ученых со всего мира, которые  разъясняли молодым слушателям глубины мысли Пифагора и Парменида; по его настоянию была переведена великая книга Белоха[14] о древней Кампании; сам он предлагал вниманию студентов потрясающую по изложению историю Великой Греции и древней Сицилии, а на этой основе мудро воссоздавал картину южноиталийского гуманизма; среди прочего, он подготовил новое издание «Эннеад» Плотина в переводе Винченцо Чиленто[15] и посвятил особый труд великой традиции, воплощенной в Салернской медицинской школе; в последнем случае немалую роль сыграло и личное участие Пауля Оскара Кристеллера,[16] оставившего в «Ежегоднике народного просвещения» вдохновенное свидетельство о времени, проведенном в Неаполе. Как уже было отмечено, анализ культуры Великой Греции во всей грандиозности этого явления служил для Пульезе Каррателли отправной точкой в оценке огромного вклада в европейскую культуру, принадлежащего южному гуманизму, политическую и культурную историю которого он прослеживал от Телезио и Кампанеллы, от Винченцо Гравины[17] и Джамбаттиста Вико до великих экономических и политических трудов Антонио Дженовези,[18] Гаэтано Филанджери,[19] Франческо Марио Пагано[20] и Доменико Чирилло.[21] В истории южного гуманизма Пульезе Каррателли усматривал интеллектуальные корни итальянского Рисорджименто. Уроки, преподанные великим ученым, не остались замкнуты в пространстве дворца Серра ди Кассано, но, благодаря содействию со стороны Председателя Совета министров Карло Адзельо Чампи,[22] умножились выступлениями в сотнях центров южной Италии и в десятках и десятках европейских городов от Рима до Флоренции, от Милана до Венеции, от Турина до Парижа и зала заседаний Европейского союза в Страсбурге, как и во множестве других городов Франции и Германии; все эти события содействовали воскрешению исторической памяти о Неаполитанской Республике 1799 г. и о тех потрясших весь цивилизованный мир жертвах, которые положили на ее алтарь патриоты, люди культуры и философы.

            Все описанное происходило на фоне непрекращающихся философских трудов на международной арене с участием крупнейших европейских мыслителей, которые собирались на конференции и конгрессы, посвященные немецкой классической философии и ее истокам во Французской революции; эпохе Рисорджименто и роли неаполитанского гегельянства в создании на территории Италии единого государства и в осмыслении взаимозависимости между итальянской философией и философией европейской; историческому значению оживленного философского диалога в совершенно особой интеллектуальной среде, сложившейся в Европе к середине XIX столетия, с главными центрами в Неаполе, Берлине и Париже, свидетельство о которой сохранили великолепные письма Теодора Штретера,[23] опубликованные в 1987 г. в итальянском переводе Генерального секретаря Института профессора Антонио Гаргано с предисловием, написанным Джованни Пульезе Каррателли. Именно по настоянию Пульезе Каррателли традиция постоянного философского взаимообмена между Неаполем и европейской мыслью нашла продолжение в полном немецком издании «Новой науки» Джамбаттиста Вико, критическое издание которой, подготовленное совместными усилиями Института, Фихтевской и Шеллинговской комиссий Баварской академии наук и Гегелевского архива Рурского университета в Бохуме. Было представлено в Европейском Парламенте.

            Ключевая роль принадлежала Пульезе Каррателли в тех усилиях, посредством которых Итальянский институт философских исследований стремился пробудить лучшие силы университетского мира и привлечь в орбиту своей деятельности самых достойных преподавателей университетов всех континентов. Темы, предлагавшиеся стипендиатам Института, охватывали широчайший историко-культурный спектр: в числе их были Ближний, Средний и Дальний Восток, Греция и Великая Греция, Этрурия и древний Лаций, личность и творчество кардинала Виссариона, Академия Мединасели,[24] Федерико Чези и Академия деи Линчеи, академии XVII, XVIII и XIX столетий; в этом же ряду стоят организованные Институтом конференции и семинары, например, посвященные Франческо де Санктису и Сильвио Спавенте; конгрессы, созванные Институтом под эгидой ЮНЕСКО; конференции по вопросам научных исследований, проведенные при участии Антонио Руберти; конференции на тему европейской федерации и о Томасе Манне и иные бесчисленные мероприятия.

            Однако в то самое время, когда происходило сплочение лучших представителей мировой культуры вокруг нашего Института, определенные реакционные силы преуспели в том, чтобы добиться сокращения общественных пожертвований в пользу Института, помешать достойному размещению обширнейшего книжного собрания библиотеки Итальянского института философских исследований, так что этот проект и поныне остается неисполнимым несмотря на то, что уже много лет назад на его осуществление были выделены средства европейских структурных фондов. Еще в 2004 г. те же самые реакционеры замыслили подорвать международную деятельность Института, убедив Министерство научных исследований внести в Правительство региона Кампания проект программы, в котором предусматривалось ограничение направления трудов Института южноиталийскими темами, сводящее сферу его интересов к границам региона. Несмотря на то, что наряду со своей обширной междисциплинарной деятельностью на международной арене Итальянский институт философских исследований организовал по всему югу Италии сотни школ подготовки высшего уровня, он решительно выступил против вышеназванной программы в том виде, в каком она была сформулирована Министерством научных исследований и правительством региона, и в конечном итоге добился изменения ограничительных статей соответствующего договора и исключения той его части, в которой предусматривалось планирование и мониторинг работы Института со стороны «экспертов», назначаемых правительством региона и наделенных правом предписывать Институту региональные рамки.

Парадная лестница дворца Серра ди Кассано (знаменитый архитектурный шедевр, по этой причине ставший своего рода эмблемой Института).

            Особенно непростым делом для Пульезе Каррателли было убедить упомянутых ретроградов в том, сколь полезную роль сыграли в послевоенный период и продолжают играть сегодня свободные научные заведения, такие как Итальянский институт исторических исследований и Итальянский институт философских исследований, равно как и различные культурные общества и учебные объединения: стихийно возникшие после войны, они сумели решить задачи, которые для университетов, в основном занятых профессиональной подготовкой студентов, оказались неисполнимыми. Аргументы в их защиту, которые в свое время приводили еще Бенедетто Кроче и сенатор Алессандро Казати,[25] Пульезе Каррателли вынужден был повторять и развивать снова и снова, вплоть до торжественной конференции, проведенной 3 ноября 2005 года по инициативе Карло Адзельо Чампи в здании Национальной Академии деи Линчеи в ознаменование тридцатилетия со дня основания Итальянского института философских исследований и шестидесятилетия Итальянского института исторических исследований. На этом форуме Пульезе Каррателли напомнил о речи, посвященной современному понятию истории, которую Кроче произнес 16 декабря 1947 года на открытии Итальянского института исторических исследований, и процитировал замечания сенатора Казати, которыми тот счел необходимым дополнить рассуждения Кроче: «В жизни молодых людей наступает момент, когда открывшееся перед ними призвание, проявляющее себя в непоказном выборе изучаемого предмета, не находит должного соответствия в полной и зрелой осознанности предпринятого, какая возможна лишь в подобающей воспринимающей среде – среде, которую сегодняшние университеты […] обеспечить неcпособны. В особенности от этого страдают исторические дисциплины, которым хотя и необходима связь с филологией, но с филологией, понятой на манер Вико: они нуждаются в живом дыхании великих целей человечества и не могут существовать в отрыве от ценностей, различать и определять которые умеет одна философия […] Вот поэтому, для дополнения университетского образования, причем силами наставников, большей частью принадлежащих университетскому миру, и было создано заведение, которое носит имя Итальянского института исторических исследований; в этом Институте нашли воплощение идеи, которые Бенедетто Кроче упорно вынашивал в годы, прошедшие между «Теорией и историей историографии» и «Историей как мыслью и действием»,[26] во времена, отнюдь не благоприятствовавшие их осуществлению».

            Итак, в своей речи Алессандро Казати рассуждает о том, что Итальянскому институту исторических исследований для достижения его целей необходимо участие преподавателей, состоящих на службе в университетах, в общих трудах, направленных на восполнение пробелов в университетском образовании. Точно так же и Пульезе Каррателли, говоря уже об Итальянском институте философских исследований, подчеркнул в своем выступлении значение сотрудничества с другими заведениями высокой культуры, и прежде всего с университетами. Со стороны директора Института это была лишь одна из бесчисленных деклараций открытости к диалогу и союзу с университетом, однако, как и все предшествующие, она не смогла остановить разрушительное упорство представителей тех антиисторических политических и культурных течений, которые в  новых формах образования, воплощенных в двух неаполитанских институтах, видят угрозу собственному положению; соединив усилия и воспользовавшись тяжелым кризисом, который переживало государство, они употребили все свое влияние для того, чтобы сократить, а во многих случаях и вовсе свести на нет финансовую поддержку, получаемую Итальянским институтом исторических исследований и Итальянским институтом философских исследований на государственном и региональном уровнях. Показательны в этом отношении письмо, которое Карло Адзельо Чампи направил в адрес Министра Летиции Моратти,[27] и его самоотверженные попытки обеспечить сохранение обоих институтов.

            В этом выступлении я хотел оставить свидетельство об усилиях, которые такие люди, как Джованни Пульезе Каррателли, Пауль Оскар Кристеллер, Ганс-Георг Гадамер и во всем поддерживавшие их Поль Рикер,[28] Эудженио Гарен,[29] Марк Фюмароли,[30] Ален-Филипп Сегон,[31] Ирвинг Лавин,[32] а также множество прочих друзей Итальянского института философских исследований, прилагали для спасения европейской культуры.