Статья формирует процессуальную модель «контроля транзакционной активности цифровой валюты» как нового следственного действия, легализующего мониторинг криптовалютных переводов в рамках предварительного расследования. Проводится разграничение доказательственной и обеспечительной составляющих. Обоснованы доктринальные и нормативные предпосылки: разрыв между потенциалом финансового мониторинга и действующей процессуальной формой; необходимость судебного разрешения и установления пределов вмешательства; последующее уведомление и прокурорский надзор. Предлагается классификация оснований применения и дифференциация условий по характеру хранения и срочности. Обозначены технические гарантии достоверности: протоколирование, использование электронной подписи и журналирование, участие специалиста, что обеспечивает аутентичность полученных данных и их последующую допустимость. Итоговые предложения включают закрепление в УПК РФ специальной статьи о контроле транзакций и нормы о временном судебном распоряжении, а также стандартизацию взаимодействия с операторами и биржами. Конструкция ориентирована на повышение результативности расследования при одновременном соблюдении конституционных гарантий и требований процессуальной формы.
Ключевые слова: контроль транзакционной активности цифровой валюты, временное судебное распоряжение, адресный запрет распоряжения, арест цифровой валюты, допустимость цифровых доказательств.
Control of cryptocurrency transactional activity: grounds, limits, admissibility of evidence
Abstract. The article develops a procedural model of “control of the transactional activity of digital currency” as a new investigative action that legalizes the monitoring of cryptocurrency transfers within pre-trial proceedings. It differentiates between evidentiary and protective components. Doctrinal and regulatory premises are substantiated: the gap between the potential of financial monitoring and the existing procedural form; the need for judicial authorization and the setting of limits on interference; subsequent notification and prosecutorial oversight. A classification of grounds for application and a differentiation of conditions are proposed, depending on the storage set-up and urgency. Technical guarantees of reliability are outlined—recording, use of electronic signature and logging, involvement of a specialist—which ensure the authenticity of the data obtained and their subsequent admissibility. The final proposals include introducing into the Code of Criminal Procedure of the Russian Federation a special article on transaction control and rules on a temporary court order, as well as standardizing interaction with operators and exchanges. The construction is aimed at increasing the effectiveness of investigations while simultaneously respecting constitutional guarantees and the requirements of procedural form.
Keywords: control of cryptocurrency transactional activity; temporary court order; address-based prohibition on disposal; seizure of digital currency; admissibility of digital evidence.
УДК 343.13:343.148
Введение
Стремительное развитие цифровой экономики и распространение цифровых валют ставят перед уголовным судопроизводством новые вызовы. Ещё несколько лет назад цифровая валюта воспринималась как анонимный и труднопрослеживаемый инструмент, однако практика показала, что операции в блокчейне вполне поддаются отслеживанию. Правоохранительные органы фиксируют рост преступлений, связанных с криптовалютами [1, с. 30], но долгое время не имели прямых процессуальных инструментов для их мониторинга в режиме реального времени. Возник разрыв между техническими возможностями финансового мониторинга и ограничениями уголовно-процессуальных средств. Международное сообщество, в частности Группа разработки финансовых мер борьбы с отмыванием денег, подчёркивает необходимость надлежащего контроля за виртуальными активами и возможности замораживания преступных криптоактивов. В ответ на эти вызовы формируется научная доктрина, предлагающая новые процессуальные механизмы получения доказательств при расследовании преступлений, связанных с цифровой валютой.
В настоящей статье рассматривается предложенная конструкция контроля транзакционной активности цифровой валюты -нового следственного действия, направленного на отслеживание и фиксацию криптовалютных операций. Исследуются основания применения такого контроля, его процессуальные пределы (границы вмешательства в права личности и собственности), а также вопросы допустимости полученных доказательств.
Материал и методы
Исследование опирается на Конституцию РФ, УПК РФ, законопроект о признании цифровой валюты имуществом для целей уголовного и уголовно-процессуального законодательства, а также на анализ европейского и англо‑американского подходов к замораживанию и контролю криптоактивов, использована отечественная доктрина уголовного процесса и работ по цифровым валютам, отражённая правоприменительная практика российских и зарубежных органов. Применялись общенаучные методы (анализ, синтез, индукция, дедукция, моделирование), частнонаучные методы (формально‑юридический, сравнительно‑правовой, герменевтический, системно‑структурный), приёмы правоприменительного анализа, а также технико‑криминалистические процедуры фиксации и верификации цифровых данных.
Описание исследования
Проблема расследования преступлений, связанных с цифровой валютой, состоит в недостаточной приспособленности традиционных процессуальных средств к особенностям децентрализованных финансов. Уголовно-процессуальный кодекс РФ (УПК РФ) не содержит прямых норм о криптовалюте. На практике при изъятии цифровых валют следователи вынуждены применять аналогии с арестом имущества [7, с. 182]. Одновременно суды сталкиваются с вопросом статуса цифровой валюты как объекта ареста и конфискации — законодательство до последнего времени не признавало цифровую валюту имуществом, пригодным для ареста по уголовному делу. Лишь в 2025 году Правительством РФ внесён законопроект, прямо признающий цифровую валюту имуществом и закрепляющий возможность наложения на неё ареста [4, с. 112]. Но даже эти новеллы охватывают преимущественно стадию наложения ареста на цифровую валюту, тогда как актуальной остаётся проблема сбора доказательственной информации о движении цифровых денежных потоков до или параллельно с арестом.
Отсутствие специального следственного инструмента приводит к тому, что расследование крипто-преступлений опирается на внепроцессуальные методы [2, с. 669–684]. Необходимо заполнить этот пробел, встроив механизм мониторинга криптовалютных транзакций непосредственно в процедуру предварительного расследования и наделив полученные данные статусом доказательств. При этом важно обеспечить баланс эффективности расследования и соблюдения прав участников. Контроль финансовых операций затрагивает сферу конституционных прав — пусть не прямо тайну переписки (ст. 23 Конституции РФ), но право собственности (ст. 35 Конституции РФ) и неприкосновенность частной жизни (ст. 23 ч .1 Конституции РФ) в части финансовой активности граждан. Ограничение этих прав допустимо лишь на основе закона и с судебного разрешения. Проблема сводится к разработке легитимного процессуального механизма, который позволил бы следователю в режиме реального времени наблюдать за подозрительными криптовалютными транзакциями, не допуская необоснованного вмешательства и обеспечивая последующее использование полученных сведений в доказывании.
Доктринальная основа предлагаемого решения опирается на общие принципы уголовного процесса — законность, уважение прав и свобод личности, соразмерность ограничения прав и судебный контроль. В теории давно утверждён постулат: вмешательство в частную сферу допустимо лишь при наличии обоснованных оснований и с соблюдением процессуальной формы, иначе собранные сведения не могут приобрести силу доказательств [6, с. 393]. УПК РФ прямо устанавливает, что доказательства, добытые снарушением закона, являются недопустимыми и исключаются судом (ч. 1 ст. 75 УПК РФ). Следовательно, создание нового следственного действия требует точного нормативного регламентирования — от оснований и порядка получения разрешения до оформления результатов -по аналогии с тем, как детально регламентированы, к примеру, контроль и запись переговоров (ст. 186 УПК РФ) и получение информации о соединениях между абонентами (ст. 186.1 УПК РФ). Такая регламентация предотвратит произвольное толкование и обеспечит единообразную практику применения.
Правовая природа контроля транзакционной активности цифровой валюты носит комплексный характер. С одной стороны, это негласное следственное действие, направленное на сбор доказательств путём наблюдения за «финансовыми коммуникациями» между участниками преступной деятельности. Оно близко по целям к прослушиванию переговоров, хотя непосредственно затрагивает не тайну связи, а имущественную сферу отношений, сопряжённую с частной жизнью. С другой стороны, по своему эффекту контроль транзакций смыкается с мерой процессуального принуждения, поскольку предполагает временное ограничение права распоряжаться цифровыми валютами (фактически «заморозку» их движения). Однако предложенный инструмент не тождествен ни классическим следственным действиям, ни аресту имущества, а представляет собой гибридную процессуальную конструкцию. Она сочетается с обеспечительными мерами, дополняя их, но при этом остаётся способом получения доказательств, а не непосредственного ограничения права собственности — имущественное ограничение в полном объёме наступает лишь при последующем наложении ареста.
Важно подчеркнуть, что внедрение контроля криптовалютных транзакций должно сопровождаться системой гарантий против злоупотреблений. К таким гарантиям относятся: предварительный судебный контроль, последующее уведомление лиц, чьи транзакции отслеживались, прокурорский надзор за законностью действий следователя, а также процессуальная возможность для защиты заявить возражения против полученных данных. Дополнительный уровень гарантий -технические меры достоверности: протоколирование всех действий, использование электронной подписи и ведение журналов регистрации при мониторинге, привлечение специалиста для фиксации операций. Такие меры необходимы, чтобы исключить фальсификацию или утрату цифровых сведений и обеспечить их достоверность. В итоговом протоколе должны быть отражены все полученные уведомления о транзакциях с указанием точного времени, дат и контролируемых адресов. Подобная тщательная регламентация и фиксация позволяет суду убедиться, что представленные доказательства достоверно отражают реальные операции в блокчейн-сети и получены в строгом соответствии с судебным разрешением.
Основания и условия применения нового инструмента должны быть точно определены законом, исходя из классификации, предложенной в доктрине. В частности, можно выделить следующие основные блоки оснований для ограничения операций с цифровыми валютами:
материально-правовой блок — наличие предусмотренной законом цели, ради которой вводится ограничение. В контексте ареста имущества такой целью служит обеспечение исполнения приговора (гражданского иска, конфискации, штрафа и иных имущественных взысканий — ч. 1 ст. 115 УПК РФ) либо пресечение финансирования преступной деятельности. Для контроля транзакций целью выступает выявление и документирование движения вероятно преступных активов, что непосредственно связано с задачами доказывания по делу;
фактический блок — наличие достаточных данных о том, что в преступной деятельности использовалась цифровая валюта или преступные доходы конвертированы в неё. В качестве фактических оснований должны быть установлены конкретные криптовалютные кошельки, адреса или аккаунты, предположительно задействованные фигурантами дела для расчётов или сокрытия имущества;
процессуальный блок — наличие возбужденного уголовного дела по конкретному составу преступления, в рамках которого возможно следственное действие. Требуется судебное решение о проведении контроля, вынесенное по мотивированному ходатайству следователя;
предупредительный блок — наличие риска утраты цифровой валюты или продолжения противоправных операций, если немедленно не установить контроль. Например, данные о том, что подозреваемые могут оперативно перевести цифровую валюту за пределы юрисдикции или смешать её через анонимизирующие сервисы.
Кроме того, доктрина дифференцирует условия применения мер в зависимости от характера хранения цифровых ценностей и срочности ситуации[5, с. 183-185]. Если цифровая валюта хранится в централизованной системе (например, на счетах у оператора цифровых финансовых активов илибиржи), при контроле операций опора делается на взаимодействие с этим посредником. Для децентрализованных хранилищ используется адресный запрет распоряжения: судебное распоряжение фиксирует конкретный адрес-идентификатор криптокошелька, операции с которым запрещены, а их мониторинг ведётся техническими средствами.
По стадиям реализации возможны два режима: обычный (превентивный) порядок – решение суда в общем порядке до вмешательства, и особый порядок при неотложности — когда следователь начинает наблюдение немедленно в связи с угрозой утраты данных, а судебное решение получает и оформляет постфактум, в короткий срок, для легализации уже начатого контроля (подобный механизм предусмотрен, например, ч. 5 ст. 165 УПК РФ для проведения неотложных следственных действий с последующим судебным утверждением).
Таким образом, теоретическая база формирования института контроля транзакционной активности криптовалют включает сочетание норм конституционного и уголовно-процессуального права, адаптацию существующих принципов негласных следственных действий и обеспечительных мер к специфике цифровых валют, а также разработку новых категорий (таких как «адрес-идентификатор» в качестве объекта ареста). Далее рассмотрим, как эти теоретические положения соотносятся с действующим законодательством и практикой, и какие изменения предлагаются для их реализации.
Действующее российское законодательство лишь начинает учитывать особенности цифровых валют в уголовном процессе. УПК РФ (ст. 115) регулирует наложение ареста на имущество — меру, традиционно применимую к банковским счетам, вещам, денежным средствам. По аналогии, арест цифровой валюты мог бы означать запрет совершать транзакции с определённого адреса и изъятие носителей ключей. Однако на практике до недавнего времени возникали споры: является ли цифровая валюта имуществом, раз нет прямого указания в законе? Судебная практика начала отвечать утвердительно, ссылаясь на то, что цифровая валюта представляет собой имущественное право (например, право требования к распределённому реестру) и потому может быть объектом ареста и конфискации [3, с. 175–178]. Такая позиция теперь нашла отражение и в законодательной инициативе -законопроект № 902782-8 (2025 г.) предлагает прямо указать, что цифровая валюта считается имуществом для целей уголовного судопроизводства и на неё может накладываться арест.
Однако стандартный арест имущества не решает задачу отслеживания транзакций. Он эффективен для замораживания уже обнаруженных активов, но не позволяет наблюдать за их движением до момента ареста. Между тем международная практика идёт по пути наделения правоохранительных органов правом именно оперативного замораживания и мониторинга цифровых валют. Так, в Европейском союзе принята Директива 2024/1260 о розыске и конфискации активов, наделяющая национальные подразделения по розыску активов полномочиями быстро блокировать подозрительные цифровые валюты и сохранять их до судебного решения. В Великобритании суды применяют механизм судебного приказа о замораживании цифровых валют, даже в рамках гражданского процесса, с последующим их конфискационным изъятием еще до приговора. В США накоплен опыт примененияспециализированных аналитических программ для отслеживания маршрутов криптосредств. Данныепримеры свидетельствуют, что процессуальная «легализация» мониторинга криптотранзакций значительно повышает эффективность расследования и последующего обращения взыскания на цифровые валюты.
Российская правоохранительная практика пока только вырабатывает подходы к цифровым валютам. Для выявления транзакций нередко привлекается Росфинмониторинг, но их данные поступают следователю в рамках вне процессуального поля. Чтобы такие сведения стали доказательствами, необходим механизм, встроенный в процедуру предварительного расследования. Предлагаемый контроль транзакционной активности цифровой валюты как раз устраняет этот пробел. Его реализация потребует внесения изменений в УПК РФ. Во-первых, нужно дополнить главу, посвящённую следственным действиям, новой статьёй, устанавливающей порядок мониторинга цифровых транзакций. Во-вторых, следует предусмотреть в главе о мерах процессуального принуждения норму о временном приостановлении операций с цифровой валютой. Такая мера уже фактически опробована применительно к электронным деньгам: в 2025 году в УПК РФ была введена норма, позволяющая по постановлению следователя, с согласия руководителя следственного органа, и дознавателю, с согласия прокурора,приостанавливать операции по электронным счетам на срок до 10 суток при подозрении на их связь с преступлением (аналог «заморозки» средств до судебного решения). Следует отметить, что подобная двуступенчатая схема (сочетание мониторинга и последующего ареста) является более гибкой и эффективной. Она позволяет оптимально выбрать момент вмешательства и даёт возможность предупредить попытки скрыть цифровые валюты. При традиционном же подходе, когда счёт блокируется сразу, соучастники часто пытаются обойти блокировку, переходя на другие кошельки, что затрудняет розыск активов. Поэтому интеграция контроля транзакций и обеспечительных мер отвечает интересам правосудия и эффективности преследования.
Таким образом, анализ законодательства и практики показывает, что для эффективного противодействия преступлениям с криптовалютами требуется комплексное нормативное решение. Оно включает признание цифровой валюты объектом имущественных мер, внедрение нового следственного действия для мониторинга транзакций и специальных обеспечительных мер. Международный опыт подтверждают целесообразность таких шагов: надлежащий контроль цифровых валют и их замораживание при подозрении на преступную активность — теперь обязательный элемент национальных систем противодействия отмыванию денег и финансированию терроризма. Российская правовая система постепенно адаптируется к этим требованиям; предложение о контроле транзакционной активности цифровой валюты отражает глобальный тренд к интеграции финансового мониторинга с уголовно-процессуальными инструментами.
Заключение и вывод
Контроль транзакционной активности цифровой валюты должен быть закреплён в УПК РФ как самостоятельное следственное действие. Его введение восполнит пробел в арсенале средств расследования, позволив легально и оперативно отслеживать перемещение криминальных капиталов в блокчейн-сетях. Следственное действие носит негласный характер и требует судебного решения, что соответствует конституционным требованиям. Основная цель контроля — своевременное выявление движения преступных доходов в цифровой форме и документирование транзакций, имеющих значение для доказывания. В результатах контроля следователь получает протокольно оформленные сведения о конкретных переводах цифровой валюты, которые при соблюдении процедуры признаются допустимыми доказательствами.
Предлагаемая конструкция носит комплексный характер: она объединяет следственное действие (мониторинг транзакций) и обеспечительную меру (временное ограничение на распоряжение цифровыми валютами). Однако комбинированное применение этих элементов не нарушает их разграничения по функции. Следственное действие выполняет доказательственную функцию — собирает информацию о новых операциях с цифровой валютой, совершённых участниками дела. Обеспечительная мера (временное судебное распоряжение) служит для предотвращениянесанкционированных операций с цифровой валютой, пока не установлен их владелец и не решён вопрос об аресте. Временный характер такой мерыпринципиален: как только риски утраты имущества или неустановления владельца минуют, ограничение либо трансформируется в обычный арест имущества, либо отменяется.
Основания применения контроля транзакций цифровой валюты должны быть законодательно определены и ограничены случаями, когда криптоактивы вероятно связаны с преступлением. Суд обязан проверить обоснованность ходатайства следователя: достаточно ли представлено сведений о том, что указанные кошельки вовлечены в противоправную схему, и соблюдены ли иные условия. В решении суда должны быть чётко перечислены идентификаторы (адреса, аккаунты), подлежащие контролю, и установлен срок наблюдения.
Допустимость доказательств, полученных в результате контроля транзакций, напрямую зависит от строгого соблюдения процедуры. Любое отклонение (отсутствие судебного решения, превышение его рамок, нарушение порядка фиксации) влечёт признание таких доказательств недопустимыми. Поэтому законодательное регулирование должно предусмотреть тщательную процессуальную форму: составление протокола с приложением материалов мониторинга, участие специалиста, обеспечение целостности цифровых данных и передачу копии протокола стороне защиты в предусмотренный срок.
Для практической реализации предложенных механизмов необходимы изменения в законодательстве и развитие подзаконных актов. На основе изложенного можно внести следующие предложения:
в УПК РФ: дополнить главу о мерах процессуального принуждения нормой о временном судебном распоряжении о контроле цифровых финансовых активов (цифровой валюты) как обеспечительной мере. Внести новую статью в главу о следственных действиях, регламентирующую порядок контроля транзакционной активности: установить, что по судебному решению следователь вправе получать информацию о совершенных или совершаемых транзакциях по определённым адресам цифровой валюты, с обязательной протокольной фиксацией полученных сведений и соблюдением конфиденциальности (недопущением разглашения данных, не относящихся к делу). Предусмотреть обязанность уведомления лиц, чьи транзакции контролировались, после завершения мероприятия (если иное не необходимо для обеспечения целей следствия). В подзаконных актах или инструкцияхнеобходимо разработать стандарт взаимодействия следователей с операторами информации и криптовалютными биржами при исполнении судебных решений о контроле и аресте.
Контроль транзакционной активности цифровой валюты — инновационный уголовно-процессуальный инструмент, разработанный в связи с потребностямисовременной цифровой эпохи. Он отражает переход от чисто репрессивных мер к интеллектуальным и проактивным методам расследования, сочетающим сбор доказательств с превентивным блокированием преступных активов. Реализация предложенных идей потребует тонкой настройки законодательства, но в перспективе существенно повысит эффективность правосудия в борьбе с отмыванием денег, киберпреступностью и финансированием терроризма.
Список источников:
1. Гаврилин Ю. В. Уголовно-процессуальный порядок наложения ареста на цифровые валюты // Криминологический журнал. 2023. № 2. С. 30–33.
2. Чурилов А. Ю., Герцен П. О. Проблемы совершения отдельных процессуальных действий в отношении криптовалюты в Российской Федерации // Вестник Томского государственного университета. Право. – 2024. – № 54. – С. 179–194. DOI: 10.17223/22253513/54/11.
3. Попова Е. М. Цифровая валюта в криминальном обороте: методика формирования профессиональных компетенций у курсантов и слушателей, обучающихся в образовательных организациях МВД России // Материалы научно-практической работы Восточно-Сибирского института МВД России. 2025. С. 111–118.
4. Гармаев Ю. П., Осипов Г. П. Привлечение специалиста для исследования криптовалют в уголовном, гражданском и арбитражном судопроизводствах // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Юридические науки. 2024. Т. 28. № 3. С. 669–684.
5. Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса. Т. 2. — М.: Наука, 1970. — 560 с.
6. Расторопов С. В., Пушкарёв В. В. Замораживание, наложение ареста и конфискация криптовалют и других цифровых активов: пути решения правовых и процессуальных проблем // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: Право. 2024. № 1 (56). С. 180–185. DOI: 10.17308/law/1995-5502/2024/1/180-185.
7. Князьков А. А. Уголовно-правовая конфискация криптовалюты: некоторые проблемы правоприменительной практики // Вестник Университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА). 2024. № 4. С. 173–181.
Конфликт интересов: Конфликт интересов отсутствует
Conflict of interests: There is no conflict of interest
Информация об авторе:
Мельник Виктор Сергеевич, аспирант 4 курса Санкт-Петербургской академии Следственного комитета, старший следователь по особо важным делам Главного следственного управления Следственного комитета Российской Федерации по Северо-Кавказскому федеральному округу, полковник юстиции;
Information about the author:
Melnik Viktor Sergeevich,
PhD candidate (Year 4), St. Petersburg Academy of the Investigative Committee, Senior Investigator for Particularly Important Cases, Main Investigative Directorate of the Investigative Committee of the Russian Federation for the North Caucasus Federal District, Colonel of Justice.
Фото: invest-adviser.com
