Территориальные претензии России в преддверии Первой мировой войны

Territorial claims of Russia on the eve of World War I

Международная ситуация накануне Первой мировой войны представляла собой сложный и многогранный формат взаимоотношений «великих держав», борьбу за новые территории и колонии. Не оставалась в стороне и Российская Империя, стремившаяся за счет войны расширить свои владения на Западе и Юге. Особое внимание привлекли Турция, Иран, Китай, а с началом войны и Польша. Автор статьи раскрывает исторические предпосылки и основные векторы, проводимой Петроградом внешней политики, приводит конкретные примеры и приходит к важным обобщенным выводам, подчеркивающим последовательность геостратегии развития нашей страны.

Ключевые слова: Российская Империя, Первая мировая война, Турция, Иран, Китай, Польша, территориальные претензии.

The international situation on the eve of the First World War was a complex and multifaceted format of relations between the «great powers», the struggle for new territories and colonies. The Russian Empire did not stand aside, seeking, through war, to expand its possessions in the West and South. Particular attention was drawn to Turkey, Iran, China, and with the outbreak of war, and Poland. The author of the article reveals the historical background and main vectors of the foreign policy pursued by the Petrograd, gives concrete examples and comes to important generalized conclusions that emphasize the sequence of the geostrategy of the development of our country.

Keywords: Russian Empire, First World War, Turkey, Iran, China, Poland, territorial claims.

Мир в начале ХХ в. представлял собой сложнейшее переплетение колониальных систем. Данное весьма существенное обстоятельство, в свою очередь, неминуемо приводило к регулярной дестабилизации отношений между так называемыми «великими державами». Нового передела мира жаждала Германия, ведя активную экспансионистскую политику на африканском континенте. Великобритания же оставалась постоянной в своем стремлении максимально длительное время сохранять собственное трансконтинентальное влияние. Не оставалась в стороне и Российская Империя, имевшая в рассматриваемый период целый ряд геостратегических интересов и планировавшая реализовать их в предстоявших военных конфликтах.

По сути, Первая мировая война выступила органичным продолжением ряда более мелких войн, которые вели «великие державы»  на пространстве африканского и азиатского континентов со смещением основного театра военных событий на европейскую территорию.

Ключевой целью нашего исследования, отраженного в настоящей публикации, является анализ территориальных претензий Российской Империи в начале ХХ в., а также позиции нашей страны и иных «великих держав» в спорных вопросах и моментах.

Тематика данной статьи весьма актуализируется ввиду нового, комплексного подхода к той позиции, которую занимала имперская элита по отношению к проблемам, непосредственно связанным с расширением государства, своего влияния и цивилизационного пространства. Среди российских авторов, научные работы которых сопрягаются с тематикой публикации, либо выступают в качестве ее источниковой базы, прежде всего, целесообразно выделить Палеолога М. [13], Шорникова П.М. [16], Бредихина А.В. [4], Молчанова Л.А. [12], Гаспаряна В.З. [5] и др. В работах названных исследователей представлены как геополитические стратегии, реализованные имперским правительством, так и оставшиеся на теоретическом уровне.

Следует особо отметить, что рост Государства Российского имел последовательный характер, начиная с освобождения от влияния Золотой Орды. Походы Ивана Грозного в целях присоединения Казанского и Астраханского ханств, освоения Сибири, а затем и борьба с Крымским ханством, русско-турецкие и русско-персидские войны способствовали не только расширению пределов России, но и формированию ключевых векторов ее внешней политики и территориального экспансионизма.

К началу ХХ в. данный круг окончательно определился и перерос в китайский поход 1900-1901 гг., русско-японскую войну 1904-1905 гг., российскую интервенции в Персию 1909-1911 гг. С началом мировой войны фокус российских геостратегических интересов сместился в сторону стран Запада и Турции.

Основными векторами территориальных претензий Российской Империи к началу войны стали:

▪ турецкий и персидский (Константинополь и проливы, Восточная Анатолия, Северный Иран);

▪ славянский (Польша, Галиция);

▪ китайский (Урянхайский край, Желтороссия).

В среде российской политической элиты начала ХХ в. присутствовали самые различные воззрения на возможность присоединения новых земель и регионов. Наибольшей последовательностью отличалась партия кадетов, ее лидеры считали геостратегическими задачами России установление контроля не только над черноморскими проливами, но и над бывшей столицей Византии – Константинополем (Царьградом). В данной связи  лидер партии П.Н. Милюков за свою настойчивость в этом вопросе получил у журналисткой публики прозвище «Милюков-Дарданельский». Принципиальным во внешней политике партии кадетов выступал аспект целого ряда военно-стратегических проблем в Ближневосточном регионе. Речь шла, в частности, об овладении Босфором и Дарданеллами, Константинополем, о присоединении к Российской Империи территорий с доминирующим «русским населением» (Галиция и Угорская Русь-Закарпатье), решении вопроса воссоздании Польши и Армении в составе Великой России [6, с. 185].

С этой позицией вполне был солидарен и император Николай II, который 21 ноября 1914 г., встречаясь с послом Франции в Петрограде М. Палеологом, недвусмысленно дал понять, что целью Российской Империи в Первой мировой войне являлось воссоздание независимой Польши, Чехии и, возможно, Армянского государства. Император Николай II заявил тогда следующее: «Я должен буду обеспечить моей Империи свободный выход через проливы. <…> Турки должны быть изгнаны из Европы; <…> Константинополь должен отныне стать нейтральным городом, под международным управлением. <…> Северная Фракия до линии Энос – Мидия была бы присоединена к Болгарии. Остальное от линии до берега моря было бы отдано России». Западной границей Турции, полагал император, должны были стать Мраморное море и Дарданеллы. Аннексия Галиции и северной части Буковины, отметил он далее, позволит России достигнуть «своих естественных пределов – Карпат» [13, с. 76].

Рассматривая территориальные претензии тогдашней России, вполне логично начать с наиболее последовательного и значимого для военного и экономического развития страны вопроса, а именно вопроса Константинополя и османских проливов Босфор и Дарданеллы. Российские монархии помышляли об их присоединении еще в XVIII в. И это не только признанное исторической фальсификацией «завещание Петра I». Императрица Екатерина II планировала по итогам турецких походов возродить Византийскую империю во главе со своим внуком Константином и столицей в Константинополе.

Исключительная востребованность этой масштабной идеи сохранилась и в начале ХХ в. Более того, во многих аспектах она выступила серьезной мотивацией для вхождения Российской Империи в Первую мировую войну.

Во время войны российской стороной присоединение черноморских проливов рассматривалось в качестве действенного метода принуждения Османской империи к миру, шаг к победе над «Тройственным союзом» и необходимые Империи новые территории в целях обеспечения безопасности Черноморского побережья, а также русской торговли на Ближнем Востоке и Европе. Император Николай II с началом войны в своем высочайшем манифесте заявил: «Опрометчивый поступок Турции откроет России путь к разрешению завещанных ей предками исторических задач на берегах Черного моря» [11].

Успехи на театре военных действий позволяли говорить в Петрограде о скором исполнении этой мечты. Однако революционные события в феврале 1917 г. поставили окончательную точку в данном вопросе: русские войска так и не взяли бывший Царьград.

В число российских территориальных претензий к Турции в рассматриваемый период входила и Восточная Анатолия. Населенная армянами, греками, грузинами, черкасами и многими другими кавказскими народами, она привлекала Петроград с точки зрения геостратегического интереса. Было создано Ефратское казачье войско.

В XIX в. в ходе русско-турецких войн российские войска неоднократно занимали указанную территорию, а с апреля 1916 г. (Трапезундская наступательная операция) по март 1918 г. в Трабзоне, где находились русские войска, было создано временное греческое правительство во главе с митрополитом Хрисанфом, что трактуется некоторыми исследователями, как факт вхождения региона в состав Российской империи [4]. Но, аналогично ситуации с Константинополем, Февральская революция 1917 г. разрушила все планы по закреплению российской юрисдикции на данной территории.

Продолжительные русско-персидские войны способствовали не только укреплению Российской Империи на Южном Кавказе, но и распространению влияния нашей страны на север Ирана. Южный Кавказ был очень интересен для имперских властей с позиции наступления на Турцию с востока, а также недопущения расширения влияния Великобритании в этом регионе.

В соответствии с Соглашением между Лондоном и Петроградом от 18(31) августа 1907 г., Иран был разделен на территориальные сферы интересов: северную — сферу влияния России, юго-восточную — Англии, а также нейтральную, в которой признавались равные возможности каждой из договаривающихся сторон. В своей известной речи в Госдуме 12 декабря 1908 г. министр иностранных дел России А.П. Извольский следующим образом представлял цели российского вмешательства в дела Персии: «Единственная цель нашей политики в Персии заключается в поддержании исторически сложившихся дружественных отношений к этой стране и тех крупных русских торговых интересов, которые успели развиться, главным образом в северных персидских областях. При этом мы вовсе не желаем ни нарушать целости и независимости Персии, ни вмешиваться во внутренние дела, но с другой стороны — для нас в высшей степени важно, чтобы в Персии поддерживался прочный политический и социальный порядок. Именно эти принципы легли в основу нашего соглашения с Англией, с которой мы действуем на почве персидских дел в полном единодушии» [15, с. 174].

Походы русских войск 1909 и 1911 гг. осуществлялись в рамках русско-английских договоренностей и по-разному трактовались политическими силами страны. Показательно, что почти все издания либерального толка без излишних эмоций восприняли усиление российского военного присутствия в Северной Персии. В то же время, нужно особо подчеркнуть, что кадеты, со своей стороны, не выражали оптимизма относительно персидского похода. Официально введенные для защиты иностранцев русские войска остались на территории Персии вплоть до 1918 г. [8, с. 36].

(Заметим, что по результатам Великой Отечественной войны указанные ранее территории также входили в число территориальных претензий СССР). Однако Турция получила серьезные гарантии сохранения суверенитета от стран Антанты и не пошла на уступки советским властям, а из Ирана советские военные были выдавлены под напором стран Антанты.

Не менее важным направлением российской имперской политики являлась борьба за права славянских народов. Но перед Первой мировой войной особо остро стоял польский вопрос. Для Польши предполагался план объединения всех польских земель и придание автономии (на подобии той, которая была у Великого княжества Финляндского).

Нужно особо подчеркнуть, что в то время позиция императорской власти носила превентивный характер: уже в предвоенные месяцы 1914 г. появились первые признаки польского участия в потенциальной германо‑русской войне. Лидер польского национально-демократического движения в России Роман Дмовский пророчески предупреждал царизм, что имперские поляки поддержат вероятное немецкое вторжение, если им не будет предоставлено отдельное Царство Польское. В 1915 г. русские правые движения представляли голод в Польше как преднамеренную «ужасную немецкую политику», направленную на уничтожение польской нации и последующий захват польских земель. В первой половине 1916 г. газета «Правый Киев» сформулировала польский вопрос неоднозначно и в контексте Панславистской доктрины. По существу, газета поддерживала идею восстановления «древнепольского государства» на основе польских этнических земель – Пруссии, русскоязычной Польши и даже некоторых этнографически спорных частей Русской Сувалкской и Гродненской губерний. Кроме того, было заявлено, что Петроград признал право славянских народов на самоопределение и не стремился к политическому контролю над Польшей. Напротив, та же газета провозглашала цель надзора России за предполагаемым славянским союзом: «не единое славянское государство, а семья славянских государств, в которой Русь – старший брат» должна была защищать «младших братьев» от немецких интриг – «предательства славян» [17].

В совокупности с польским вопросом решению подлежал и вопрос русскоязычной Галиции, до Первой мировой войны не раз проявлявшей русофильские тенденции. Ее интеграция в состав Российской Империи началась с вхождением русских войск, но и эти территории вскоре пришлось оставить. Западная Украина вернется в состав СССР в 1939 г., а в 1945 г. в состав – тогда еще единой – страны вступит Закарпатье. Польша останется в орбите политики Москвы вплоть до распада СССР, состоя в Организации Варшавского Договора (ОВД) и в Совете экономической взаимопомощи (СЭВ).

Активность Российской Империи в китайском направлении была обусловлена как ослаблением Пекина, так и стремлением опередить другие «великие державы», проявляющих себя в юго-восточном азиатском направлении. Под покровительством Империи бывшая китайская Внешняя Монголия провозгласила себя суверенным государством (во главе стал великий хан Джэбцзун-Дамба).

Значительных успехов имперские власти добились в деле интеграции Урянхайского края. Получив возможность с 70-х гг. ХIХ века поселять на его территории золотодобытчиков и контролировать их деятельность, Петроград после Синьхайской революции 1912-1913 гг. установил протекторат над будущей республикой Тыва в 1914 г.

Длительное время тувинские правители в ситуации неопределенности колебались между тремя государствами: Россией, Китаем и Внешней Монголией [2, с. 23]. Тувинская знать в 1912-1913 гг. неоднократно обращалась к российскому императору с просьбой принять Туву в русское подданство, и решение императора Николая II носило отвечающий желаниям народа характер [12, с. 85].

Так, 5 марта 1914 г. иркутский генерал-губернатор Л.М. Князев докладывал министру иностранных дел России С.Д. Сазонову о том, что тувинские правители больше не  испытывают желания оставаться в подчинении монголам. Такую ситуацию они объяснили усилением со стороны последних репрессивных мер, направленных против тувинских вассалов. В выводе Записки было обозначено, что крайне необходимо «скорейшее разрешение вопроса о принятии урянхов под покровительство или в подданство России» [3, с. 19].

В канцелярию МИД России письмо Л.М. Князева поступило 15 марта 1914 г., а уже в конце марта С.Д. Сазонов подал на имя русского императора докладную Записку. В ней содержались аргументы в пользу предложения об удовлетворении просьбы правителей тувинских кожуунов о принятии Тувы «под русское покровительство». 4 апреля 1914 г. на полях данной Записки император Николай II собственноручно написал: «Согласен» [3, с. 19].

Существовавшая в период с 1921 по 1944 гг. Тувинская народная Республика имела статус частично признанного государства, считавшаяся большинством стран мира частью Китая. В октябре 1944 г. она официально вошла в состав СССР в статусе автономной области.

Надо сделать акцент на том важном обстоятельстве, что в рассматриваемый период весьма существенное значение имел проект, направленный на реализацию концепции так называемой «Желтороссии». При дворе императора Николая II образовалась сплоченная группа лиц, лоббировавших проект, непосредственно связанный с необходимостью трансформации Петербурга в центр международных отношений при помощи  построения «Великой Восточной империи» и создания «Русской Индии» на берегах Тихого океана [5, с. 116].

«Желтороссия» ─ политический проект по созданию большой буферной колонии на территории русско-китайского фронтира ─ предполагал:

▪ колонизационную составляющую;

▪ миссионерскую работу по распространению православия;

▪ формирование открытой экономики в регионе;

▪ создание Сунгарийского казачьего войска.

Авторство данного проекта приписывается журналисту И.С. Левитову [9, с. 54]. Согласно своему формату управления «Желтороссия» могла возглавляться как гражданским правительством (с членами дирекции КВЖД), так и военным правительством верных России байкальских казаков. Гражданское правительство медленно, но верно русифицировало Маньчжурию, а также создало мощную промышленную базу, но очень слабую в борьбе с местными борцами за независимость и бандитами.

Внешнеполитическая актуализация данной концепции в конце XIX в. была связана с активностью дипломата и врача бурятского происхождения П.А. Бадмаева. После нескольких поездок в Монголию и Тибет он составил развернутую Записку «О задачах русской политики на азиатском Востоке», обосновывавшую необходимость присоединения указанных регионов к России путем экономической и инфраструктурной экспансии и организации восстания местного населения против правящей маньчжурской династии [1, с. 16].

Тогдашний российский министр финансов граф С.Ю. Витте расценивал в качестве реальной угрозы появление «в Российской Империи трехсот миллионов новых подданных, имеющих иной язык и вероисповедание». Граф высказывал серьезные опасения относительно того, что не китайцы подвергнутся ассимиляции, а именно русские [7].

Одним из проектов возможной реализации проекта «Желтороссии» выступила «Желтугинская республика», существовавшая в качестве политической структуры старателей, каторжан, торговцев и казаков. Большую часть многонациональной «республики» составляли русские, а основным языком на данной территории являлся русско-китайский (кяхтинский) пиджин. Наличие больших запасов природных ресурсов и опасность сепаратизма привлекли внимание как властей империи Цин, так и России. «Желтугинская республика» была ликвидирована, но данные территории по-прежнему требовали особого внимания [10, с. 136].

В качестве еще одного направления в сфере реализации геостратегических интересов Российской Империи выступил корейский проект отставного офицера Кавалерийского полка А.М. Безобразова, который, приобретя лесные концессии на корейской территории в 1901 г., подал императору Николаю II записку, аргументировавшую настоятельную потребность изучения Кореи и создания марионеточного государства, на что вскоре получил высочайшее одобрение. Однако члены правительства категорически выступали против данной идеи, мотивируя свою решительную позицию отсутствием соответствующего бюджета на освоение новых земель.

Впоследствии проект «Желтороссии», на наш взгляд, был представлен в качестве Дальневосточной республики или Зеленого клина. В рамках осуществления этого проекта была построена КВЖД, укреплялся Порт-Артур. Советское руководство передало объекты инфраструктуры Китаю лишь в 1950 г.

Учитывая совокупность изложенного выше, целесообразно сделать несколько важных выводов обобщенного плана.

Во-первых, развитие Российской Империи в начале ХХ в. способствовало не только экономическому, но и демографическому развитию нашей страны. Небывалый рост населения успешно применялся в целях освоения новых территорий, становления и развития их инфраструктуры, укрепления обороноспособности.

Во-вторых, начиная с XVIII в., закладывались главные направления геостратегического развития, а именно определения ряда спорных территорий с Турцией и странами Европы. Впоследствии именно данный вектор внешней политики и выступил в числе ключевых причин начала Первой мировой войны.

В-третьих, особое значение приобрел китайский вектор территориального развития. Урянхайский край, влияние на Монголию, формирование «Желтороссии» выступили важнейшими составляющими дальневосточной политики Российской Империи в преддверии Первой мировой войны.

Литература:

1. Бадмаев П.А. Россия и Китай. – Санкт-Петербург: паровая скоропеч. Г.П. Пожарова, 1900. – 89 с.
2. Байыр-Оол М.С. Сторонники и противники союза Урянхайского края с Россией // Новые исследования Тувы. – 2014. – № 2. – С. 20 – 30.
3. Бичелдей К.А. Особенности исторического момента в Урянхайском крае между начертаниями Николая II «согласен» и «успешно» в 1914 году // Новые исследования Тувы. – 2014. – № 3. –         С. 14-33.
4. Бредихин А.В. «Треугольник экономической эффективности» во главе с Большим Сочи // Кавказовед. URL: http://www.kavkazoved.info/news/2013/11/25/treugolnik-ekonomicheskoj-effektivnosti-vo-glave-s-bolshim-sochi.html (дата обращения: 20.04.2020).
5. Гаспарян В.З. Проект «Желтороссия» в контексте мировоззренческого кризиса русского «восточничества» на рубеже XIX-XX вв. // Архонт. – 2018. – № 3(6). – С. 115 – 118.
6. Дневник П.Н. Милюкова. 1918-1921. – М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2004. – 326 с.
7. Зачем Российская империя хотела присоединить Маньчжурию // Русская Семерка. URL: https://russian7.ru/post/zachem-rossiyskaya-imperiya-khotela-pris/ (дата обращения: 12.04.2020).
8. Илюхин М.Ю. Персидский поход 1909 г. в оценке общественно-политических сил Российской империи // Историческая и социально-образовательная мысль. – 2012. – № 1. – С. 35 – 37.
9. Курас Л.В., Кальмина Л.В., Михалев А.В. Капитаны российской восточной политики: рубеж XIX – ХХ вв. – Иркутск: Изд-во «Оттиск», 2018. – 112 с.
10. Курто О.И. Желтугинская республика: опыт социального обустройства на границе России и Китая // Археология, этнография и антропология Евразии. – 2011. – № 3(47). – С. 135 – 142.
11. Мечта России о Константинополе: последняя попытка времен Первой мировой войны (Феникс, Китай) // ИноСМИ. URL: https://inosmi.ru/social/20190820/245656691.html (дата обращения: 15.04.2020).
12. Молчанов Л.А. Урянхайский край под протекторатом антибольшевистских сил Сибири (1918-1919 гг.) // Новый исторический вестник. – 2012. – № 1. – С. 84 – 93.
13. Палеолог М. Царская Россия во время мировой войны: Пер. с фр. — 2-е изд. — М.: Междунар. отношения, 1991. — 240 с.
14. Первая мировая война: историографические мифы и историческая память: моногр.: в 3 кн. / под ред. д-ра ист. наук О. В. Петровской; Рос. ин-т стратег. исслед. Кн. 1: Народы Российской империи / под ред. д-ра ист. наук О. В. Петровской; коллектив авт.: И.В. Бородин,  А.В. Бредихин, Й. Бекман, Д.В. Карнаухов, Д.А. Мальцев, О.В. Петровская, Р.Н. Рахимов, В.В. Симиндей. – М., 2014. – 250 с.
15. Пикатова Н.В. Русское общественное мнение и политика России в Персии в 1905-1909 гг. // Вестник СпбГУ. – 2011. – Сер. 2. – Вып. 3. – С. 173 – 180.
16. Шорников П.М. Почему не состоялась десантная операция на Босфоре? // Русин. – 2016. – № 2(44). – С. 93 – 110.
17. The Great War and the Polish Question in Imperial Russia, 1914–1917. URL: https://www.e-ir.info/2019/03/18/the-great-war-and-the-polish-question-in-imperial-russia-1914-1917/ (дата обращения: 15.04.2020).

References:

1. Badmaev P.A. Rossiya i Kitaj. – Sankt-Peterburg: parovaya skoropech. G.P. Pozharova, 1900. – 89 s.
2. Bajyr-Ool M.S. Storonniki i protivniki soyuza Uryanhajskogo kraya s Rossiej // Novye issledovaniya Tuvy. – 2014. – № 2. – S. 20 – 30.
3. Bicheldej K.A. Osobennosti istoricheskogo momenta v Uryanhajskom krae mezhdu nachertaniyami Nikolaya II «soglasen» i «uspeshno» v 1914 godu // Novye issledovaniya Tuvy. – 2014. – № 3. – S. 14-33.
4. Bredihin A.V. «Treugol’nik ekonomicheskoj effektivnosti» vo glave s Bol’shim Sochi // Kavkazoved. URL: http://www.kavkazoved.info/news/2013/11/25/treugolnik-ekonomicheskoj-effektivnosti-vo-glave-s-bolshim-sochi.html (data obrashcheniya: 20.04.2020).
5. Gasparyan V.Z. Proekt «ZHeltorossiya» v kontekste mirovozzrencheskogo krizisa russkogo «vostochnichestva» na rubezhe XIX-XX vv. // Arhont. – 2018. – № 3(6). – S. 115 – 118.
6. Dnevnik P.N. Milyukova. 1918-1921. – M.: «Rossijskaya politicheskaya enciklopediya» (ROSSPEN), 2004. – 326 s.
7. Zachem Rossijskaya imperiya hotela prisoedinit’ Man’chzhuriyu // Russkaya Semerka. URL: https://russian7.ru/post/zachem-rossiyskaya-imperiya-khotela-pris/ (data obrashcheniya: 12.04.2020).
8. Ilyuhin M.YU. Persidskij pohod 1909 g. v ocenke obshchestvenno-politicheskih sil Rossijskoj imperii // Istoricheskaya i social’no-obrazovatel’naya mysl’. – 2012. – № 1. – S. 35 – 37.
9. Kuras L.V., Kal’mina L.V., Mihalev A.V. Kapitany rossijskoj vostochnoj politiki: rubezh XIX – HKH vv. – Irkutsk: Izd-vo «Ottisk», 2018. – 112 s.
10. Kurto O.I. ZHeltuginskaya respublika: opyt social’nogo obustrojstva na granice Rossii i Kitaya // Arheologiya, etnografiya i antropologiya Evrazii. – 2011. – № 3(47). – S. 135 – 142.
11. Mechta Rossii o Konstantinopole: poslednyaya popytka vremen Pervoj mirovoj vojny (Feniks, Kitaj) // InoSMI. URL: https://inosmi.ru/social/20190820/245656691.html (data obrashcheniya: 15.04.2020).
12. Molchanov L.A. Uryanhajskij kraj pod protektoratom antibol’shevistskih sil Sibiri (1918-1919 gg.) // Novyj istoricheskij vestnik. – 2012. – № 1. – S. 84 – 93.
13. Paleolog M. Carskaya Rossiya vo vremya mirovoj vojny: Per. s fr. — 2-e izd. — M.: Mezhdunar. otnosheniya, 1991. — 240 s.
14. Pervaya mirovaya vojna: istoriograficheskie mify i istoricheskaya pamyat’: monogr.: v 3 kn. / pod red. d-ra ist. nauk O. V. Petrovskoj; Ros. in-t strateg. issled. Kn. 1: Narody Rossijskoj imperii / pod red. d-ra ist. nauk O. V. Petrovskoj; kollektiv avt.: I.V. Borodin, A.V. Bredihin, J. Bekman, D.V. Karnauhov, D.A. Mal’cev, O.V. Petrovskaya, R.N. Rahimov, V.V. Simindej. –  M., 2014. – 250 s.
15. Pikatova N.V. Russkoe obshchestvennoe mnenie i politika Rossii v Persii v 1905-1909 gg. // Vestnik SpbGU. – 2011. – Ser. 2. – Vyp. 3. – S. 173 – 180.
16. SHornikov P.M. Pochemu ne sostoyalas’ desantnaya operaciya na Bosfore? // Rusin. – 2016. – № 2(44). – S. 93 – 110.
17. The Great War and the Polish Question in Imperial Russia, 1914–1917. URL: https://www.e-ir.info/2019/03/18/the-great-war-and-the-polish-question-in-imperial-russia-1914-1917/ (data obrashcheniya: 15.04.2020).

DOI: 10.34790/IL.2019.2019.63311

Информация об авторе:

Рябчикова Л.Н., кандидат исторических наук, доцент Департамента социологии, истории и философии Финансового университета при Правительстве Российской Федерации

Email: lubovhistorian@gmail.com

Ryabchikova L.N., candidate of historical sciences, associate Professor of the Department sociology, history and philosophy of Finance University under the Government of the Russian Federation