Иммунитет как правовая конструкция в международном праве выполняет несколько функций. Во-первых, он коренится в суверенитете государств и в том факте, что равным государствам не разрешается привлекать другие государства к ответственности в рамках национальных юрисдикций. Во-вторых, поскольку государства не могут действовать без своих государственных органов и должностных лиц, иммунитет распространяется и на них и позволяет им выполнять свои государственные функции без каких-либо ограничений. Принимая во внимание, что иммунитеты дипломатов закреплены в договорном праве (статья 31 Венской конвенции о дипломатических сношениях), иммунитет других государственных органов, особенно глав государств, вытекает из обычного международного права. Вопросы иммунитета в Международном уголовном суде (МУС) играли значительную роль на протяжении всего периода его деятельности. В этом вопросе всегда сохранялся баланс между государственным суверенитетом и стремлением привлечь к ответственности виновных, совершивших тяжкие преступления. Для лучшего понимания последствий ордера на арест главы государства в статье рассматриваются фундаментальные правовые обоснования и основа иммунитета.
Ключевые слова: иммунитет,суверенитет,дипломат,глава государства, Международный уголовный суд (МУС), ордер на арест.
International Criminal Court and immunities
Abstract: Immunity as a legal construct in international law performs several functions. First, it is rooted in the sovereignty of states and the fact that equal states are not permitted to hold other states accountable within their national jurisdictions. Secondly, since states cannot act without their government agencies and officials, immunity extends to them and allows them to perform their government functions without any restrictions. Whereas the immunities of diplomats are enshrined in treaty law (Article 31 of the Vienna Convention on Diplomatic Relations), the immunity of other public authorities, especially heads of state, follows from customary international law. Issues of immunity at the International Criminal Court (ICC) have played a significant role throughout its history. In this matter, a balance has always been maintained between state sovereignty and the desire to bring to justice those responsible for serious crimes. To better understand the consequences of an arrest warrant against a head of state, the article examines the fundamental legal rationale and basis of immunity.
Key words: immunity, sovereignty, diplomat, head of state, International Criminal Court (ICC), arrest warrant.
Традиционно в науке международного права проводится различие между двумя видами иммунитетов от иностранной уголовной юрисдикции. Первый вид иммунитетов – это функциональный иммунитет (или иммунитет ratione materiae). Этим иммунитетом пользуются государственные должностные лица независимо от уровня занимаемой ими должности. Он распространяется на любое официальное действие, совершаемое государственными должностными лицами в их официальном качестве, то есть совершаемое при выполнении функций государства. Функциональный, или также так называемый органический иммунитет, основан на идее, что государственное должностное лицо не несет ответственности перед другими государствами за действия, совершенные в его официальном качестве. Это означает, что соответствующее должностное лицо не может быть привлечено к ответственности за действия от имени или в интересах государства и что эти действия должны быть приписаны непосредственно государству. Следовательно, только государство должно нести ответственность за эти действия в соответствии с международным правом, а не отдельные лица.
Для целей иммунитета ratione materiae также необходимо определить, каких лиц включает термин «государственное должностное лицо». Несмотря на то, что этот термин широко используется в судебных решениях, а также в доктрине, он не получил определения в международном праве. Однако Комиссия международного права (КМП) в ходе своей работы над темой иммунитета должностных лиц государства от иностранной уголовной юрисдикции в предварительном порядке приняла проект статьи, касающийся сферы охвата должностных лиц государства. Согласно тексту проекта статьи 2(e) термин «государственное должностное лицо означает любое физическое лицо, представляющее государство или осуществляющее государственные функции».
Иммунитет ratione personae исходит из идеи, что такой иммунитет обеспечивает должностным лицам государства беспрепятственное ведение международных отношений. Это объясняется тем, что в рамках отношений и сотрудничества между государствами крайне важно, чтобы они могли свободно вести переговоры друг с другом. Цель личного иммунитета объяснена КМП как «обеспечение уважения принципа суверенного равенства государств, предотвращать вмешательство в свои внутренние дела и способствовать поддержанию стабильных международных отношений путем обеспечения того, чтобы должностные лица и представители государств могли выполнять свои функции без внешних трудностей или препятствий». Таким образом, для обеспечения сотрудничества и коммуникации необходимо обеспечить, чтобы государственные должностные лица могли эффективно выполнять свои функции. Это означает, что они могут выполнять свои функции без возможности или страха ареста, задержания или другого обращения, которое поставило бы под угрозу или ограничило бы способность выполнять функции государственных агентов. Другими словами, иммунитеты rationae personae необходимы для поддержания системы мирного сотрудничества и сосуществования между государствами.
Таким образом, принцип, согласно которому иммунитет ratione personae существует даже в том случае, когда действующее высокопоставленное должностное лицо обвиняется в совершении международного преступления, был выражен в соответствующих случаях, а также в практике государств. Невозможно найти ни одного соответствующего дела, в котором было бы установлено, что государственное должностное лицо, обладающее иммунитетом ratione personae, подпадает под уголовную юрисдикцию иностранному государству, когда его обвиняют в совершении международного преступления.
Правовые позиции Комиссии международного права и Международного Суда ООН
Специальный докладчик Комиссии международного права также занимался вопросом о международных преступлениях и иммунитете ratione personae. Изучив практику, КМП предположила, что национальная и международная судебная практики обеспечивают полную применимость иммунитета к различным правонарушениям, включая международные преступления. Исходя из этой практики, затем был сделан вывод о том, что никакой нормы обычного права, допускающей исключения из иммунитета ratione personae, не существует. В этой связи попытки арестовать или привлечь к ответственности государственных должностных лиц, пока они находятся на своем посту, будут рассматриваться как нарушение личной неприкосновенности.
Комиссия международного права также рассматривала вопрос о субъективном объеме личного иммунитета. Мнения членов Комиссии о круге лиц, которым был предоставлен иммунитет, различались. Некоторые из них высказались в поддержку включения членов так называемой «тройки» — глав государств, глав правительств и министров иностранных дел. Однако некоторые члены не сочли целесообразным распространять такой иммунитет на министров иностранных дел. Другие члены высказались за включение также других высокопоставленных должностных лиц (таких как министры обороны и экономики), которые часто участвуют в международных делах. После изучения государственной практики, доктрины и нормативных актов Комиссия международного права приняла проект статьи 3, в котором перечисляются государственные должностные лица, пользующиеся иммунитетом ratione personae от иностранной уголовной юрисдикции: глава государства, глава правительства и министр иностранных дел.
Комиссия международного права в рамках разработки проекта статей об иммунитете государственных должностных лиц от иностранной уголовной юрисдикции сформировала свои заключения по данному вопросу. В своем седьмом докладе об иммунитете должностных лиц государства от иностранной уголовной юрисдикции КМП в 2019 году отметила, что для понимания того, предполагает ли обязательство сотрудничать с Международным уголовным судом отказ государства от иммунитета должностного лица, необходим более тщательный анализ (пункт 92). В проекте статьи 10 КМП закрепила, что «государство может сослаться на иммунитет любого из своих должностных лиц от иностранной уголовной юрисдикции в государстве, которое намеревается осуществить свою юрисдикцию».
Ранее Международный Суд ООН, подтвердил, что главы государств пользуются «полным иммунитетом от уголовной юрисдикции и неприкосновенностью». Кроме того, в связи с данным вопросом стоит напомнить, что Международный Суд исключил такую возможность, заявив в решении по делу об ордере на арест от 11 апреля 2000 года следующее: «Несмотря на то, что различными международными соглашениями о предупреждении определенных тяжких преступлений и наказании за них на государства налагаются обязательства по судопроизводству и выдаче, что обязует их расширять свою уголовную юрисдикцию, такое расширение юрисдикции никоим образом не влияет на иммунитет, существующий в соответствии с международным обычным правом, в том числе иммунитет министров иностранных дел. Такой иммунитет по-прежнему может оспариваться в судебных органах зарубежных государств, в том числе, когда они осуществляют свою юрисдикцию в соответствии с вышеуказанными соглашениями».[1]
Иммунитет ratione personae и Римский статут: противоречие и непоследовательность
Главы государств пользуются иммунитетом ratione personae. Пункт 2 статьи 27 Римского статута гласит, что данное правило не применимо, поскольку «иммунитеты, которые могут быть связаны с должностным положением лица, не препятствуют суду осуществлять свою юрисдикцию». Это было подтверждено в решении МУС по делу президента Судана Омара Аль-Башира о том, что иммунитет, предоставленный главе государства от судебного преследования, перестает существовать перед МУС. Однако некоторые государства отказались сотрудничать с МУС и осуществить арест Башира на том основании, что последний все еще был действующим главой государства и, следовательно, был защищен иммунитетом ratione personae.
Кроме того, статья 27 Римского статута буквально противоречит цели, согласно которой положения Римского статута применяются только к сторонам, которые ее ратифицировали. К слову, Аль-Башир побывал более чем в 22 государствах до 2016 года, пока не был свергнут в 2019 году. Ни одно из этих государств не арестовало Аль-Башира и вместо этого пыталось оправдать свое бездействие (по крайней мере частично) тем, что Аль-Башир имел иммунитет от ареста в силу того, что он был действующим главой государства.
Проанализировав положения пункта 2 статьи 27 Римского статута, можно сказать, что она лишает иммунитета ratione personae только граждан государств — участников Римского статута или государств, признавших юрисдикцию МУС. Учитывая, что Римский статут является многосторонним международным договором, в соответствии со статьей 34 Венской конвенции о праве международных договоров он не может налагать обязательства на третьи государства без их согласия. Таким образом, статья 27(2) не является абсолютным источником освобождения от иммунитета ratione personae перед МУС.
Статья 27(2) сама по себе не отменяет личного иммунитета должностных лиц государств — третьих сторон. Как было также подтверждено МУС в деле Аль-Башира, это положение неприменимо к государствам-третьим сторонам, и их должностные лица, таким образом, сохраняют личный иммунитет в соответствии с обычным правом. Однако аргументация МУС в отношении применимости статьи 27(2) к гражданам третьих сторон относительно непоследовательна. В 2009 году МУС занял довольно крайнюю позицию и без подробного обоснования счел, что положение Аль-Башира как действующего главы государства не оказывает никакого влияния на юрисдикцию МУС (The Prosecutor v. Omar Hassan Ahmad Al Bashir, Decision on the Prosecution’s Application for a Warrant of Arrest against Omar Hassan Ahmad Al Bashir, 2009, para. 41). Однако позднее, в 2011 году, МУС обосновал свою юрисдикцию, предположив, что обычное право содержит принцип, отменяющий иммунитеты ratione personae перед любым международным уголовным судом (Malawi decision, para. 43). С другой стороны, недавний подход МУС, выраженный в постановлениях от 2014 и 2017 годов, подтвердил, что статья 27(2) не применяется к государствам-третьим сторонам, и вместо этого нашел другое оправдание для осуществления своей юрисдикции в отношении действующих глав государств из третьих государств (DRC decision and South Africa decision). Таким образом, мы можем заключить, что статья 27(2) Римского статута не является абсолютным источником освобождения от иммунитета ratione personae, особенно в отношении государств -третьих сторон.
Чтобы определить, применим ли этот принцип и действительно ли МУС способен осуществлять свою юрисдикцию в отношении гражданина государства, не являющегося участником, следует установить существуют ли источники снятия иммунитетов от судебного преследования в МУС. Ввиду такой практики два решения Палаты предварительного производства от 2011 года по делу Аль-Башира не могут рассматриваться как вклад в нормы обычного права. Во-первых, потому что эти решения нельзя рассматривать как общую практику, которая отвечала бы критериям широкомасштабности, репрезентативности и последовательности. Как уже упоминалось, Римский статут не был ратифицирован странами с наибольшей численностью населения в мире. Среди этих стран — США, Россия или Китай, которые обладают, среди прочего, сильным влиянием в международном сообществе. Эти факты, безусловно, могут сыграть определенную роль в определении того, могут ли соответствующие постановления МУС относительно иммунитета ratione personae представлять собой норму обычного права или нет.
В связи с тем, что данная практика не является широко распространенной и репрезентативной, и, как мы видим, аргументация МУС не является последовательной, это не является общей практикой. Более того, эти решения были вынесены МУС, который в соответствии с заключением Комиссии международного права не создает норму обычного международного права, а может служить лишь вспомогательным средством определения обычного права.
Дапо Аканде, профессор международного публичного права Оксфордского университета, утверждает, что позиция МУС по делу Аль-Башира является опасной и спорной, поскольку «участники Римского статута, создав Суд, лишили государства, не являющиеся его участниками, международного права». В последующем Апелляционная Палата МУС единогласно постановила, что Иордания нарушила свое обязательство не арестовывать Башира. Статья 87(7) Римского статута гласит: «В тех случаях, когда государство-участник не выполняет просьбу Суда о сотрудничестве вопреки положениям настоящего Статута, тем самым не позволяя Суду выполнить его функции и полномочия согласно настоящему Статуту, Суд может вынести заключение по этому поводу и передать вопрос Ассамблее государств-участников или, в тех случаях, когда данный вопрос передан Суду Советом Безопасности, — Совету Безопасности». Тот факт, что судьями МУС не был поставлен вопрос о привлечении Иордании к ответственности, свидетельствует о том, что аргументация и позиция МУС по вопросу ограничения иммунитета главы государства является для самих судей МУС и большинства государств неубедительной и сомнительной.
Противоречие заключается в том, что, среди прочего, Апелляционная палата МУС, также установила, что иммунитет главы государства вытекает из «принципа par in parem non nabet imperium (равный не имеет власти над равным), который основан на суверенном равенстве государств».
Противоречие между защитой прав человека и требованиями государственного суверенитета отражается в дебатах о том, правомочен ли МУС привлекать лиц, обладающих дипломатическим иммунитетом, за международные преступления, совершенные во время пребывания у власти. Эти дебаты связаны со взаимодействием двух отраслей международного права. Во-первых, существует правило об иммунитетах государства и его представителей от юрисдикции других государств (государственный и дипломатический иммунитеты). Этот закон исходит из понятий суверенного равенства и направлен на обеспечение того, чтобы государства не вмешивались неправомерно в дела других государств. С другой стороны, существуют новые принципы международного права, которые основаны на гуманитарных ценностях и определяют определенные виды поведения как преступления по международному праву (международному уголовному праву). Одна из задач в этой последней области заключалась в разработке международных и национальных механизмов, с помощью которых лица, совершившие эти преступления, могли бы быть привлечены к ответственности. Стало очевидно, что взгляды на то, что государства обладают универсальной юрисдикцией в отношении международных преступлений, совершенных за границей, и что действующие и бывшие должностные лица подлежат внутреннему иностранному судебному преследованию за такие преступления, не являются общепринятыми и признанными.
Тезис о том, что существует исключение из обычного права для государственных должностных лиц в отношении «разбирательства в определенных международных уголовных судах» не состоятелен, поскольку простого факта, что МУС является международным по своей природе, недостаточно для снятия иммунитета ratione personae с действующего государственного должностного лица. Международный характер МУС автоматически не означает, что он беспристрастен во всех отношениях. Тот факт, что юрисдикция МУС может быть введена в действие через обращение Совета Безопасности ООН, представляет угрозу его целостности и предполагает, что это может служить политическим целям. Сомнения в том, что МУС является международным уголовным судом, на который не распространяются личные иммунитеты, возникают еще и потому, что МУС не представляет все международное сообщество. Определение МУС как «международного суда» автоматически не отменяет всех норм международного права. Основываясь на этих аргументах, очевидно, что в настоящее время не существует нормы обычного права, которая отменяла бы действие иммунитета ratione personae перед МУС.
Совет Безопасности ООН также не вправе лишить иммунитета ratione personae, поскольку Совет Безопасности ООН не обладает дополнительными полномочиями, ни явными, ни подразумеваемыми, по отмене иммунитетов государственных должностных лиц в контексте разбирательства в МУС.
Необходимость привлечения к ответственности нарушителей международного уголовного права также упоминается в Римском статуте в связи с интересами международного мира и безопасности. Однако, получив возможность осуществлять юрисдикцию по отношению к действующим государственным должностным лицами вопреки международному праву, МУС достиг противоположных результатов, нарушая международный мир и безопасность.
Касательно процессуальных гарантий лиц, обладающих персональным иммунитетом, важно, чтобы такие гарантии были направлены на предотвращение злоупотреблений со стороны МУС, преследования последним политических целей преследования, а также для недопущения использования юрисдикции МУС для оказания давления одними государствами на другие.
Президент как глава государства обладает иммунитетом от юрисдикции других государств, в том числе в вопросе исполнения ордера МУС на соответствующий арест. Этот иммунитет предоставляет президенту абсолютный иммунитет в течение периода его президентства от любых совершенных действий. Исключения, предусмотренные внутренним законодательством, противоречат самой сути иммунитета. Так, например, В.В. Путин как Президент Российской Федерации пользуется абсолютным иммунитетом, пока он является главой государства. Иммунитет Президента Российской Федерации был подтвержден также Федеральным законом от 22 декабря 2020 г. № 462-ФЗ «О внесении изменения в статью 3 Федерального закона «О гарантиях Президенту Российской Федерации, прекратившему исполнение своих полномочий, и членам его семьи», который предоставил В.В.Путину и его семье пожизненный иммунитет от судебного преследования.
Россия не является членом и, следовательно, не связана правилами и обязательствами Римского Статута по статье 34 Венской конвенции о праве международных договоров. Альтернативно, Совет Безопасности может передать дело в МУС в отношении Президента Российской Федерации в соответствии с пунктом «b» статьи 13 Римского статута, которая устанавливает юрисдикцию Суда над государствами-членами ООН. Однако, такой сценарий кажется маловероятным из-за права вето России в Совете Безопасности. В результате Россия не обязана выполнять ордер МУС на арест на вертикальном уровне. Кроме того, статья 16 Римского статута позволяет Совету Безопасности ООН приостановить любое судебное преследование на срок 12 месяцев. По истечении 12 месяцев Совет Безопасности может продлить приостановку еще на 12 месяцев и продолжать ежегодное продление на неопределенный срок.
Важно понимать, что выдача ордера на арест действующего главы государства в связи с продолжающимся вооруженным конфликтом еще больше усиливает напряженность между сторонами и осложняет мирное урегулирование украинского кризиса. В этом смысле нелегитимный по своей природе ордер МУС на арест В. Путина направлен на создание препятствий для будущего мирного разрешения конфликта между сторонами.
Механизм обеспечения исполнения ордера на арест
МУС не имеет собственного правоприменительного органа и полагается на сотрудничество государства в обеспечении подобных арестов. Различные формы сотрудничества включают помощь в идентификации и местонахождении подозреваемых, сборе доказательств, допросе лиц, вручении документов, проведении обысков, а также замораживании и аресте активов. При этом согласно пункту 1 статьи 98 Римского статута Суд «не должен ставить государство-участник в ситуацию, когда от него требуется действовать вразрез со своими международно-правовыми обязательствами». Любой выданный МУС ордер на арест легитимного главы государства не соответствует требуемой юридической цели и преследует лишь политическую цель, являясь по сути инструментом дипломатической изоляции.
Соответствующим положением в отношении ареста должностных лиц государства, не являющегося участником Римского статута, является статья 98(1) Статута МУС, который предусматривает, что Суд не может обращаться с просьбой о выдаче или помощи, которая потребовала бы от запрашиваемого государства действий, несовместимых со своими обязательствами по международному праву в отношении иммунитета лица третьего государства.
Особое значение имеет рассматриваемое Судом дело Аль-Башира, по которому Палаты предварительного производства и Апелляционная палата совместно вынесли восемь решений, постановляющих, что некоторые государства-участники нарушили свои обязательства по Статуту, когда они отказались арестовать и передать Аль-Башира Суду, включая Чад, Малави, Конго, Джибути, Уганду, Южную Африку и Иорданию. Эти решения, хотя и пришли к одному и тому же выводу, на самом деле исследовали разные подходы к одной и той же цели, даже в определенной степени несовместимые друг с другом.
Принято считать, что полномочия международных судов в конечном итоге делегируются государствами (см. мнение Дапо Аканде, стр. 117), которые скорее видят, что международные уголовные суды действуют от имени международного сообщества и, таким образом, им доверено ius puniendi, см. Паола Гаэта, стр. 321). Однако, учитывая принцип nemo dat quod non habet, государства не могут разрешать международным судам того, чего у них нет.
В Апелляционном деле Иордании четверо судей МУС отметили в своем совместном совпадающем мнении, что «когда государства-участники сотрудничают с Судом, их не следует рассматривать как осуществляющих свою собственную уголовную юрисдикцию, поскольку они просто действуют как юрисдикционные суррогаты МУС» (Совместное совпадающее мнение, пункт 445). Этот аргумент в пользу того, что государства-участники могут рассматриваться просто как «юрисдикционные суррогаты» Суда, когда их просят арестовать и выдать подозреваемых.
Зависимость МУС от Организации Объединенных Наций
Несмотря на самые благие намерения его основателей, сама независимость и беспристрастность Суда – столь центральная и очевидная для любого такого юридического органа – с самого начала была подорвана зависимостью МУС от ООН.
Римский статут даже укрепил эти отношения и связь, «подтвердив цели и принципы Устава Организации Объединенных Наций, и, в частности, то, что все государства должны воздерживаться от угрозы силой или ее применения против территориальной целостности или политической независимости любого государства, или любым другим способом, несовместимым с целями Организации Объединенных Наций». Хотя подтверждение этого центрального положения Устава ООН вполне может быть важным компонентом любого международного документа, его включение в центральное положение преамбулы основополагающего документа Международного уголовного суда, якобы независимого от ООН, вызывает некоторое недоумение и не имеет достаточной значимости.
Вопрос о независимости Суда по отношению к ООН возник в 1997 году во время дебатов в Шестом (Юридическом) комитете Генеральной Ассамблеи ООН, когда представитель Тринидада и Тобаго, одного из отцов-основателей видения Международного уголовного суда заявил: «Предлагаемый международный уголовный суд должен быть независимым органом, а не подчиняться или дочерним органом Совета Безопасности».
Передача части финансирования МУС на политическую милость Генеральной Ассамблеи ООН подрывает и наносит ущерб любым претензиям на независимость Суда. Финансирование МУС, как и любое другое действие, требующее одобрения Генеральной Ассамблеи ООН, по необходимости является процессом, движимым политическими и экономическими интересами его членов и предметом политических переговоров, не связанных с потребностями Суда.
Финансирование МУС
Римский Статут МУС определяет, что, помимо обязательных взносов государств-участников Статута, Суд финансируется за счет «средств, предоставленных Организацией Объединенных Наций, подлежащих утверждению Генеральной Ассамблеей, в частности в связи с расходами, понесенными в связи с передачей ситуаций Советом Безопасности» (пункт «b», статьи 115 РС). Утверждение финансирования, как и любое другое действие, требующее одобрения Генеральной Ассамблеи ООН, по необходимости является процессом, обусловленным политическими и экономическими интересами ее членов и предметом политических переговоров, которые совершенно не связаны с потребностями Суда. Очевидно, что передача финансирования суда на политическую милость Генеральной Ассамблеи свидетельствует о зависимости МУС.
Еще одним элементом, доказывающим зависимость МУС, являются источники финансирования. Согласно официальным документам, МУС финансируется за счет взносов государств-участников, добровольных взносов правительств, международных организаций, компаний и пожертвований. Ключевая и коррупционная фраза – добровольные взносы. Это означает, что в неофициальном режиме есть возможность лоббировать и продвигать национальные интересы определенного государства посредством пожертвований. Используя фейковые компании и анонимные пожертвования, отдельные субъекты могут продвигать свои интересы в рамках МУС.
Относительно независимости МУС следует также упомянуть тот факт, что в Конгрессе США предпринимаются усилия по предоставлению некоторого финансирования Международному уголовному суду после расследования его прокурором военных преступлений на Украине. Данный факт явно свидетельствует о зависимости МУС от США и политизированности производства в рамках текущего разбирательства. Тодд Бухвальд, занимавший пост посла США по глобальному уголовному правосудию, также сообщил по электронной почте: «С точки зрения МУС, целевое финансирование может, по крайней мере, создать впечатление, что наступающее правосудие не было достигнуто беспристрастно. Суд очень заинтересован в том, чтобы его воспринимали как принимающего решения без страха и предвзятости, основываясь исключительно на законе и доказательствах, и он хочет избежать каких-либо обвинений в том, что он склонялся к политическим приоритетам конкретных покровителей при выборе дел, которые в конце концов он решает продолжить».
Международный уголовный суд, созданный для преследования виновных в геноциде, преступлениях против человечности и военных преступлениях, был дискредитирован своим бывшим прокурором Луисом Морено Окампо. В 2017 году было раскрыто существование счетов и офшорных компаний на Карибских островах, принадлежащих Морено Окампо, в том числе и в период его пребывания на должности Прокурора МУС. В рамках того же расследования было установлено, что Морено Окампо имел в качестве клиента Хасана Татанаки, ливийского магната, подозреваемого в поддержке военных преступников в Ливии. Х.Татанаки заключил с Л.Морено Окампо трехгодичный консалтинговый контракт на 3 млн. долларов США, из которых выплатил 750 тыс. в качестве единовременного «взноса». Тогда в ряде зарубежных СМИ появилась информация о том, что некоторые сотрудники МУС передавали бывшему Прокурору закрытую информацию, которую тот использовал для защиты своего клиента от уголовного преследования и отвода подозрений со стороны МУС.
Политизированность МУС
МУС был создан с бесспорно достойной и благородной целью — привлечь к ответственности тех, кто несет ответственность за самые ужасные злодеяния, которые только можно себе представить, включая геноцид и преступления против человечности. Однако практика показала, что он просто не оправдал таких ожиданий и стал политизированным инструментом для выполнения интересов отдельных государств. Данная критика имеет место быть исходя из мнений известных экспертов-международников и позиций государств, которые ставят под сомнение деятельность МУС по двум основным причинам: легитимность и эффективность.
С момента создания Международного уголовного суда критики подвергали сомнению его легитимность как глобального, беспристрастного учреждения по двум основным причинам.
Во-первых, МУС явно ориентирован на африканский континент, что спровоцировало не только критику, но и фактический выход ряда африканских государств из Римского статута. За последние два десятилетия МУС неоднократно подвергался критике за преследование в первую очередь африканцев и за то, что он закрывал глаза на зверства, происходящие за пределами Африки. Из тринадцати ситуаций, которые в настоящее время расследуются, десять касаются африканских стран. Лидеры этих стран осудили эту очевидную предвзятость за то, что они подвергли их чрезмерному преследованию. Например, Бурунди, которая вышла из Римского статута в 2017 году, обвинила Суд в том, что он является «политическим инструментом и оружием, используемым Западом для порабощения других государств». Другие африканские страны, в том числе Гамбия и Южная Африка, также выразили, но впоследствии отреклись от намерения выйти из МУС. Явно предвзятая ориентация МУС на Африку существенно подрывает его легитимность, особенно с учетом того, что Суд должен воплощать в себе принципы интернациональности и универсальности.
Во-вторых, существует ощущение гегемонии Запада в разбирательствах МУС, возникающее в результате обращений Совета Безопасности ООН. Процедура передачи дел, которая приводит в действие юрисдикцию Суда, также вызвала обвинения в нелегитимности. Наибольшие споры вызвали две формы обращений в МУС: полученные от СБ ООН и полученные от государств-участников. Полномочия СБ ООН по передаче дел подверглись серьезной критике, поскольку трое из пяти его постоянных членов — Россия, Китай и США — не подписали Римский статут. Однако, как заявляет Совет, они обладают правом вето и, таким образом, имеют право решать, когда Суд может провести расследование. Проблема возникает с самообращением государств-участников, которое открыто для злоупотреблений со стороны стран, стремящихся отвлечься от собственных преступлений и использовать МУС как средство дискредитации своих «оппонентов» и продвижения своих собственных политических программ. Это может иметь место в текущих расследованиях в Демократической Республике Конго, Уганде и Центральноафриканской Республике, где государство обвинило повстанцев в преступном поведении. В конечном счете, система направления МУС оставляет слишком много места для злоупотреблений со стороны государств.
Цель Международного уголовного суда — искать и преследовать лиц, ответственных за самые серьезные преступления, вызывающие озабоченность международного сообщества. Однако из 193 официальных стран мира только 123 (примерно 64 %) являются государствами-участниками Римского статута. Тот факт, что более трети государств не признают юрисдикцию МУС свидетельствует о наличии в деятельности последнего серьезных недостатков, компрометирующих его в глазах мирового сообщества.
Подавляющее большинство обвинительных заключений и ордеров было выдано МУС в начале-середине 2000-х годов, что свидетельствует о слабых способностях МУС в быстром привлечении лиц к ответственности. Подавляющее большинство лиц, преследуемых МУС, родом из африканских стран, в которых были совершены предполагаемые преступления. Это, безусловно, не отражение того, где сосредоточены единственные в мире преступления против человечности, а, скорее, свидетельство ограниченности и европоцентризма МУС.
Один из трех судейВторой Палаты предварительного производства МУС, Антуан Кесиа-Мбе Миндуа,вынесший ордер на арест Президента России сам признал нелегитимность решений МУС и его зависимость. В частности, в 2016 году судья МУС заявил: «изначально Римский статут страдает от того, что я называю «болезнью шизофрении», характеризующейся здесь противоречивыми или несовместимыми элементами, взглядами, требованиями и т. д. … МУС как орган, основанный на согласии … похоже, подчиняется приказам вышестоящего органа, которым является СБ ООН, чьи резолюции, принятые в соответствии с главой VII, являются обязательными для всех государств-членов ООН, даже не являющихся Сторонами Конвенции. Поскольку СБ ООН является политическим органом, на его решения относительно поддержания и восстановления международного мира и безопасности влияют политические соображения. Тот факт, что просьбы об отсрочке связаны с миром и безопасностью, делает отсрочку также политической. Это также объясняет, почему многие африканские страны потеряли доверие к МУС».
Независимость Международного уголовного суда всегда вызывала сомнения и была предметом многих вопросов, но недавние события, наконец, развеяли последние иллюзии по этому вопросу.В апреле 2021 года президент США Джо Байден отменил санкции, введенные в отношении сотрудников МУС, и в частности в отношении его главного прокурора Фату Бенсуды. Это решение на первый взгляд кажется действительно странным, ведь США всегда поддерживали всевозможные ограничения деятельности МУС, подчеркивая его юридическую несостоятельность и нелегитимность. Однако при ближайшем рассмотрении эти действия США кажутся вовсе не такими нелогичными. Действительно, г-н Байден благодарит г-жу Бенсуду за заморозку расследования военных преступлений, предположительно совершенных американским контингентом в Афганистане в начале 2000-х годов. Более того, этот сценарий уже был разыгран американцами: в 2019 году г-жа Бенсуда отозвала расследование против США через семь дней после аннулирования ее американской визы.
Попробуем разобраться, как МУС проводит свои расследования и куда ежегодно тратятся сотни миллионов евро бюджета этой организации. Оплата показаний свидетелей, сокрытие фактов, игнорирование обращений потерпевших – все это лишь несколько сомнительных действий суда, о которых обычно не говорят.
Уровень недоверия растет, поскольку источники финансирования МУС являются закрытыми. По официальной информации, основной доход суда составляют страны-участницы, однако «…могут также приниматься добровольные пожертвования от правительств, международных организаций, частных лиц, корпораций и других субъектов». А конкретные доноры всегда скрыты. Примечательно, что за девятнадцать лет существования МУС на его счета поступило более 1 млрд. евро. В настоящее время годовой бюджет Суда составляет около 200 миллионов евро.
При таких материальных возможностях эффективность организации могла оказаться поистине запредельной. Однако это не так: МУС регулярно критикуют за неспособность осуществлять свою деятельность в отношении экономически развитых государств и государств с развитыми вооруженными силами. Суд довел до логического завершения всего шесть уголовных дел, и во всех этих делах фигурируют только обвиняемые из африканских стран. В связи с этим африканские республики постепенно выходят из Римского статута, обвиняя МУС в предвзятости по отношению к ним. Последними странами, подписавшими Статут, являются Южная Африка, Гамбия, Кения и Бурунди, а Африканский союз, объединяющий 54 государства континента, уже несколько лет просит Суд прекратить необоснованное преследование граждан этих государств.
В 2017 году прокурор МУС Фату Бенсуда объявила о начале расследования военных преступлений, предположительно совершенных американскими военными в Афганистане в период с 2003 по 2004 год. Госдепартамент официально заявил, что действия судебных органов поставят под угрозу геостратегические цели администрации США.
Политика США по отношению к МУС всегда была агрессивной: до сих пор существует закон, разрешающий президенту использовать военную силу для освобождения американцев или их союзников, удерживаемых МУС. Более того, США не признают юрисдикцию МУС. Но в данном случае Белый дом решил в качестве наказания принять целенаправленные меры: 5 апреля 2019 года у Фату Бенсуды была аннулирована виза в США. Личные интересы оказались сильнее стремления добиться справедливости: ровно семь дней спустя Международный уголовный суд заявил об отказе расследовать преступления Америки в Исламской Республике Афганистан. В пресс-службе Гаагского суда назвали чисто номинальную причину: с момента совершения преступлений прошло слишком много времени, и надежды на сотрудничество со стороны Кабула нет. То же самое произошло в марте 2020 года. Г-жа Бенсуда хотела «возобновить» расследование. Через три месяца после этого заявления Дональд Трамп ввел в отношении нее дальнейшие санкции, отметив, что МУС угрожает суверенитету США и их союзников, которые не поддерживают Римский статут и не признают юрисдикцию МУС. «У нас есть веские основания полагать, что на самых высоких уровнях МУС существует коррупция и неправомерные действия, и это ставит под сомнение объективность расследований против американских военных. Несмотря на неоднократные призывы США и наших союзников, МУС не предпринял никаких действий по реформированию и продолжает проводить политически мотивированные расследования против США и наших союзников», — говорится в специальном заявлении Белого дома. В результате расследование по Афганистану снова было заморожено. За четыре года реализации г-жа Фату Бенсуда не добилась никаких результатов. Поэтому в апреле 2021 года США сняли с нее все ограничения и вернули ей долгожданную визу.
Еще одним фактом юридического провала проекта МУС является то, что он не может расследовать деятельность могущественных государств-членов, подтвердивших его юрисдикцию. Речь идет о расследовании военных преступлений в Ираке, в которых обвиняются британские войска. МУС признал доказанность этих фактов еще в 2006 году, но отказался возбуждать уголовное дело, поскольку количество преступлений было небольшим, всего около двадцати.
Процессы передачи, отсрочки и исполнения решений в МУС, в которых участвует Совет Безопасности ООН, привели к разногласиям и отрицательно повлияли на независимость и беспристрастность МУС. Растет обеспокоенность тем, что Международный уголовный суд, созданный с принятием Римского статута 1998 года, непоправимо институционально несовершенен и политизирован. МУС не смог оправдать надежды и видения своих отцов-основателей. Сегодня МУС является бесполезным органом международного правосудия и в то же время эффективным инструментом продвижения политических интересов на международной арене.
Информация об авторах:
Данельян Андрей Андреевич, доктор юридических наук, профессор, Проректор по учебной работе и молодежной политике, заведующий кафедрой международного права Дипломатической академии МИД России.
Оганесян Тигран Давидович, кандидат юридических наук, доцент кафедры международного права Дипломатической академии МИД России.
Information about the authors:
Danelyan Andrey Andreevich, Doctor of Law, Professor, Vice-Rector for Academic Affairs and Youth Policy, Head of the Department of International Law of the Diplomatic Academy of the Russian Ministry of Foreign Affairs.
Oganesyan Tigran Davidovich, Candidate of Legal Sciences, Associate Professor of the Department of International Law of the Diplomatic Academy of the Ministry of Foreign Affairs of Russia.
[1] Arrest Warrant of 11 April 2000, para. 59.
