
Статья посвящена дистанционным инвестиционным сделкам. Отмечается, что с гносеологической точки зрения основным вопросом исследования инвестиционных сделок является избрание отправной точки в их изучении, в качестве которой может с равным успехом выступать как юридический, так и экономический подход. Экономическое измерение инвестиций предполагает их оценку с точки зрения таких параметров, как способность принесения дохода, его соотношение с расходами, целевое назначение и др. В то же время само понятие «инвестиционная сделка» строится так, что в нем доминирующее положение занимает не экономическое, а сугубо юридическое понятие «сделка», и, таким образом, направленность инвестиционной сделки на установление, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей в соответствии со ст.153 ГК РФ является для нее исходным и необходимым свойством, а ее экономическая специфика – вторичной. Таким образом, в гносеологическом смысле дистанционные инвестиционные сделки характеризуются приоритетом юридического аспекта по отношению к экономическому и техническому; в онтологическом смысле они представляют собой форму распоряжения имуществом путем смены субъекта правомочия при свободной целевой установке.
Ключевые слова: онтология, гносеология, инвестиционные сделки, вложение, распоряжение имуществом, отчуждение.
Ontology and epistemology of remote investment transactions
The article is devoted to the remote investment transactions. It is noted that from the epistemological point of view, the main issue in the study of investment transactions is the choice of the starting point in their study, which can be equally successful as a legal or economic approach. The economic dimension of investments implies their assessment in terms of such parameters as the ability to bring income, its ratio to expenses, the intended purpose, etc. At the same time, the very notion of «investment transaction» is constructed so that it is dominated not by economic, but purely legal notion of «transaction», and thus the orientation of investment transaction to establishment, change or termination of civil rights and obligations in accordance with Article 153 of the Civil Code of the RF is its initial and necessary property, and its economic specificity is secondary. Thus, in gnoseological sense, remote investment transactions are characterized by the priority of the legal aspect in relation to the economic and technical; in ontological sense, they are a form of disposal of property by changing the subject of the right with a free targeting.
Key words: ontology, epistemology, investment transactions, investment, property disposal, alienation.
Создание условий для инвестирования («улучшение инвестиционного климата») часто рассматривается как один из приоритетов экономического развития России: «От инвестиций и инвестиционной политики зависят в огромной степени рост производственного потенциала страны, темпы экономического роста, увеличения объема товаров напрямую зависят от объемов и качества инвестиций в производство духовных и материальных благ, в развитие всей инфраструктуры экономики»[2].
Инвестиционные отношения в постсоветской России стали предметом самостоятельного нормативного регулирования, а также определенного доктринального интереса со стороны юридической науки. При этом достаточно отчетливо выделяются два самостоятельных направления исследований: во-первых, правовые аспекты инвестирования как такового, в рамках национального правопорядка; во-вторых, регулирование международных инвестиций.
Формирование любой теоретической концепции предполагает по меньшей мере две принципиальные составляющие:
– онтологическая – понимание природы и устройства исследуемого явления, включая его истоки, структуру и т.п.;
– гносеологическая – способы и средства, при помощи которых возможно познание данного объекта.
При этом онтологические элементы концепции имеют определяющий смысл, однако гносеологические, разумеется, предшествуют им функционально, поскольку без их предварительного осмысления невозможно методологически корректное обращение к онтологии.
С гносеологической точки зрения основным вопросом исследования инвестиционных сделок является избрание отправной точки в их изучении, в качестве которой может с равным успехом выступать как юридический, так и экономический подход.
Сочетая в себе правовые и экономические качества, инвестиции допускают различное понимание исходя из того, какие из этих свойств принимаются в качестве ведущих.
Между экономическим и юридическим пониманием инвестиций нет противоречия, однако есть некоторые существенные различия в расстановке акцентов.
Многообразие трактовок инвестиций в экономической науке включает в себя, например, такие варианты, как прирост ценности капитального имущества (Дж. Кейнс); увеличение объема капитала, функционирующего в экономической системе (Э. Долан, Д. Линдсей); акт обмена удовлетворения сегодняшней потребности на ожидаемое удовлетворение ее в будущем (П. Массе); капитал, имеющий целевое назначение[3]; процесс производства и накопления средств производства[4] и др.

Что касается юридического подхода, то его специфика находится в зависимости от состояния законодательного регулирования соответствующих отношений, и в первую очередь от официального определения инвестиций, которое сформулировано, например, в ст.1 Федеральный закон от 25 февраля 1999 г. №39-ФЗ «Об инвестиционной деятельности в Российской Федерации, осуществляемой в форме капитальных вложений»: «инвестиции – денежные средства, ценные бумаги, иное имущество, в том числе имущественные права, иные права, имеющие денежную оценку, вкладываемые в объекты предпринимательской и (или) иной деятельности в целях получения прибыли и (или) достижения иного полезного эффекта»[5]; то же определение воспроизводится в подп.2 п.1 ст.2 Федерального закона от 1 апреля 2020 г. №69-ФЗ «О защите и поощрении капиталовложений в Российской Федерации»[6].
Иное, во всяком случае, по внешней форме определение содержится в ст. 2 Федерального закона от 9 июля 1999 г. №160-ФЗ «Об иностранных инвестициях в Российской Федерации»: «иностранная инвестиция – вложение иностранного капитала, осуществляемое иностранным инвестором непосредственно и самостоятельно, в объект предпринимательской деятельности на территории Российской Федерации в виде объектов гражданских прав, принадлежащих иностранному инвестору»[7].
Однако, несмотря на кажущееся различие, фактически перед нами одно и то же определение, только в первом случае взятое со стороны объекта, а во втором – со стороны действия.
При этом второй вариант подвергается определенной критике, например: «При рассмотрении инвестиции в качестве вложения (осуществления вклада) стирается различие между инвестицией и инвестированием. Получается, что эти понятия являются синонимами. Вместе с тем используемые в инвестиционном законодательстве понятия должны быть предельно точными и не совпадать»[8]. Однако для характеристики инвестиционных сделок это возражение не имеет существенного значения, поскольку содержанием сделки в любом случае будет являться юридически значимое действие, независимо от того, считать его «инвестированием» или «инвестицией».
Определение инвестиций через понятие «вложение», «вкладывать» является вполне традиционным и для экономической науки[9].
Экономическое измерение инвестиций предполагает их оценку с точки зрения таких параметров, как способность принесения дохода, его соотношение с расходами, целевое назначение и др.
В свою очередь, юридический аспект инвестиций в первую очередь связан с тем, в какой мере соответствующие имущественные отношения соответствуют нормативно закрепленным моделям, в частности, как осуществляется защита прав и законных интересов их участников.
Как правило, при анализе инвестиционных правоотношений в целом преобладает экономический детерминизм, то есть рассмотрение любых юридических конструкций как формы, обусловленной экономическим содержанием.
В то же время само понятие «инвестиционная сделка» строится так, что в нем доминирующее положение занимает не экономическое, а сугубо юридическое понятие «сделка», и, таким образом, направленность инвестиционной сделки на установление, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей в соответствии со ст.153 ГК РФ является для нее исходным и необходимым свойством, а ее экономическая специфика – вторичной.
Кроме того, гносеологической особенностью инвестиционных сделок дистанционного характера является присущий им технический компонент, требующий учета в процессе исследования.
Онтологические характеристики инвестиционных сделок задаются прежде всего уже упомянутым понятием «вложение», фигурирующим в официальном законодательном определении инвестиций.
Основная трудность здесь заключается в том, что понятие вложения не является традиционным юридическим термином, и глаголом «вкладывать» не описывается какое-либо определенное юридически значимое действие.
Таким образом, понятие инвестиции по российскому законодательству представляет собой достаточно сложную комбинацию, в состав которой входит вполне стандартный перечень объектов гражданских прав (денежные средства, ценные бумаги, иное имущество, в том числе имущественные права), но с таким уточнением их правового режима, которое лишено строго определенного юридического содержания.
С точки зрения Н.Г. Дорониной и Н.Г. Семилютиной, вложение средств – то же самое, что отчуждение имущества для капиталовложения[10]. Однако понятие «вкладывать» даже не может быть однозначно квалифицировано как процесс отчуждения материальных благ, поскольку нет никаких видимых препятствий к тому, чтобы «вкладываемое» имущество сохранило своего прежнего собственника.
Вполне естественно, что при расшифровке соответствующего понятия в первую очередь возникает вопрос о его соотношении с иными юридическими конструкциями, прежде всего гражданско-правовыми, постольку, поскольку речь идет об имущественных отношениях.
Подобный анализ (например, применительно к инвестиционным договорам) показывает, в частности, что инвестиции могут опосредоваться такими гражданско-правовыми формами, как договоры строительного подряда, инвестирования строительства, продажи недвижимости, продажи предприятий, финансовой аренды (лизинга), франчайзинга, доверительного управления имуществом, концессионными договорами и др.[11]
Иными словами, инвестиционные сделки, по крайней мере, в некоторой своей части, не обладают онтологической самостоятельностью, а представляют собой лишь иное наименование уже предусмотренных гражданским законодательством конкретных правоотношений.
Однако этот вывод еще не означает полной онтологической вторичности инвестиционных сделок, поскольку вовсе не исключает существования, наряду с подобного рода формами, иных вариантов, в частности, инвестиционных договоров, не сводимых к уже известным гражданскому законодательству видам.
Такая возможность находит надежное юридическое подкрепление в таком фундаментальном принципе гражданского права, как свобода договора и, в частности, таком ее проявлении, как право сторон заключить договор, не предусмотренный законом (п.2 ст.421) или содержащий элементы различных договоров (п.3).
Не можем поддержать вывод А.И. Салимзянова, который утверждает, что «подход, отделяющий непоименованные соглашения от гражданско-правовых обязательств, строится на разграничении отраслевых правовых режимов. В частности, если при использовании одной инвестиционно-договорной конструкции допустимо применение общих и специальных норм гражданского права, то непоименованные контракты, как правило, подчинены нормам других отраслей права»[12].
Нет оснований ставить под сомнение гражданско-правовой характер инвестиционных отношений, возникающих на основе непоименованных договоров, по следующим причинам: во-первых, они опираются на принцип свободы договора, гражданско-правовой по своей природе; во-вторых, их принадлежность к сфере гражданского права определяется не тем, какой вид договора их порождает, а соответствием общим критериям имущественной самостоятельности, равенства и автономии воли участников (п.1 ст.2 ГК РФ).
Вместе с тем это не исключает возможности нахождения таких сделок в поле действия, помимо гражданского права, и иных отраслей права, с учетом специфики их предмета и содержания. Однако пока это лишь в незначительной степени конкретизирует существо такого действия, как вложение, которое составляет онтологическое содержание инвестирования.
Наиболее подробно этот вопрос рассматривается в работах А.В. Майфата, который проводит сопоставление инвестиций с различными смежными правовыми явлениями. Например, сравнивая инвестирование и финансирование, автор находит между ними такое сходство, как предоставление имущества одним субъектом другому: «Общее между категориями «инвестирование» и «финансирование» видится в том, что инвестиции, так же как и финансы, предоставляются получателям и являются источником, во всяком случае первоначальным, для деятельности субъекта-получателя»[13].
В целом А.В. Майфат характеризует вложения как процесс, который осуществляется путем передачи инвестиций, т.е. имущества[14].
Аналогичную, по существу, позицию занимает В.Н. Лисица: «Осуществление инвестиционной деятельности, означающее вложение, или другими словами отчуждение или передачу, инвестиций (денежных средств, ценных бумаг, имущественных прав и т.д.), предполагает совершение инвестором определённого активного действия, как-то: передать имущество, выполнить работу, уплатить деньги и т.п. (пункт 1 статьи 307 ГК РФ), и потому происходит в рамках обязательственного правоотношения, возникающего при наличии такого юридического факта, как сделка»[15].
Полагаем, что конкретизация понятия «вложение» как «передачи имущества» представляется недостаточной, поскольку, в свою очередь, эта конструкция также не обладает должной степенью определенности. По всей видимости, речь не может идти о простой фактической передаче, так как, во-первых, инвестирование осуществляется в правовом режиме и, следовательно, должно обладать не только фактическим, но и юридическим значением; во-вторых, объектом инвестирования могут быть в том числе имущественные права, фактическая передача которых невозможна.
С юридической точки зрения под передачей имущества, вероятно, следует иметь в виду переход прав на имущество или, иначе говоря, смена субъектного состава этих прав, осуществляемая, в свою очередь, в рамках такого правомочия, как распоряжение (не случайно, например, В.Н. Лисица признает необходимым свойством инвестора «обладание материальными и нематериальными ценностями на определённом правовом основании (титуле), дающем право принимать решение о распоряжении ими»[16].

При этом такое распоряжение может осуществляться как в договорной форме, так и путем односторонних сделок, например, внесения вклада в уставный капитал[17].
Вовсе не обязательно также, чтобы эти сделки были направлены именно на отчуждение имущества, поскольку, как уже отмечалось, законодательство об инвестициях не содержит прямого требования, чтобы менялся именно титул собственника – передаче могут подлежать иные права или отдельно взятые правомочия.
Камнем преткновения остается целевой критерий инвестиционной сделки, а точнее, наличие или отсутствие обязательной направленности на получение дохода или прибыли.
Международная практика определенно склоняется к признанию сугубо коммерческой функции инвестиций. Хотя, например, Конвенция об урегулировании инвестиционных споров между государствами и физическими или юридическими лицами других государств 1965 г. (Вашингтонская конвенция) не содержит прямого определения инвестиций, соответствующие критерии вырабатываются в практике Международного центра по урегулированию инвестиционных споров (МЦУИС). Так, в деле компании «Fedax N. V. против Республики Венесуэла» выделили такие критерии инвестиций, как «определенный срок, регулярность получения прибыли, наличие риска, существенность обязательства, важность для развития государства, принимающего инвестиции»[18].
Российское законодательство об иностранных инвестициях также тяготеет к этому подходу; хотя в законодательном определении иностранной инвестиции (ст. 2 Федерального закона от 9 июля 1999 г. №160-ФЗ «Об иностранных инвестициях в Российской Федерации») указание на цель получения прибыли отсутствует, этот вывод следует из многих других положений закона, например: в определении указано, что вложение осуществляется «в объект предпринимательской деятельности»; в преамбуле говорится, что «настоящий Федеральный закон определяет основные гарантии прав иностранных инвесторов на инвестиции и получаемые от них доходы и прибыль»; в п.2 ст.1 закреплено, что закон не распространяется на отношения, связанные с вложением иностранного капитала в некоммерческие организации, и т.п.
Совсем иначе обстоит дело с инвестициями внутригосударственного характера. Федеральный закон от 25 февраля 1999 г. №39-ФЗ «Об инвестиционной деятельности в Российской Федерации, осуществляемой в форме капитальных вложений» не только не предъявляет требования, чтобы инвестиции были направлены только на получение прибыли, но и прямо подчеркивает, что они осуществляются «в целях получения прибыли и (или) достижения иного полезного эффекта» (ст.1).
Следовательно, по буквальному смыслу закона, для квалификации той или иной сделки в качестве инвестиционной, цель ее совершения не имеет решающего значения.
В связи с этим вызывает также сомнение вывод, что инвестиционная сделка всегда порождает именно обязательственное правоотношение (В.Н. Лисица), поскольку расчет на достижение полезного эффекта (впрочем, как и на получение прибыли) может и не обеспечиваться возложением соответствующих юридических обязанностей на получателя инвестиций.
Дистанционный способ совершения инвестиционных сделок не тождествен так называемому «цифровому инвестированию», которое осуществляется в соответствии с Федеральным законом от 2 августа 2019 г. № 259-ФЗ «О привлечении инвестиций с использованием инвестиционных платформ и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации»[19] и для которого «необходимо заключение не одного, а трех договоров, опосредующих отношения каждого из субъектов правоотношений с двумя другими по отдельности: вначале оператор платформы заключает договоры о содействии инвестированию и о привлечении инвестиций – соответственно с инвестором и лицом, привлекающим инвестиции, которые лишь после этого получают возможность заключить между собой собственно инвестиционный договор»[20].
Однако в цифровой, или дистанционной форме могут быть совершаемы не только такие, но и любые иные инвестиционные сделки, достаточным правовым основанием чего служат общие положения гражданского законодательства, а именно п.1 ст.160 ГК РФ (в ред. Федерального закона от 18 марта 2019 г. №34-ФЗ): «Письменная форма сделки считается соблюденной также в случае совершения лицом сделки с помощью электронных либо иных технических средств, позволяющих воспроизвести на материальном носителе в неизменном виде содержание сделки…»[21].
Таким образом, в гносеологическом смысле дистанционные инвестиционные сделки характеризуются приоритетом юридического аспекта по отношению к экономическому и техническому; в онтологическом смысле они представляют собой форму распоряжения имуществом путем смены субъекта правомочия при свободной целевой установке.
Пристатейный библиографический список
- Богатырев, А.Г. Инвестиционная политика и инвестиционное право / А.Г. Богатырев // Законы России: Опыт. Анализ. Практика. — 2011. — №1. — С.3-6.
- Буслаева, Л.М. Правовая природа инвестиционного договора / Л.М. Буслаева // Современное право. — 2012. — №3. — С.82-85.
- Викторова, Н.Н. Проблемы квалификации понятия «иностранная инвестиция» в международном частном праве / Н.Н. Викторова // Вестник Университета имени О. Е. Кутафина. — 2016. — №12. — С.33-43.
- Доронина Н.Г., Семилютина Н.Г. Проблемы и пути развития российского инвестиционного законодательства / Н.Г. Доронина, Н.Г. Семилютина // Журнал российского права. — 2015. — №6. — С.5-14.
- Лаптева, А.М. Содержание и сущность понятия «инвестиции» / А.М. Лаптева // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 14 «Право». — 2015. — Вып.3. — С.45-54.
- Лисица, В.Н. Гражданско-правовой режим регулирования инвестиционных отношений, осложнённых иностранным элементом: дис. … докт. юрид. наук. Новосибирск, 2013. — 417 с.
- Майфат, А.В. Инвестирование: способы, риски, субъекты. М.: Статут, 2020. — 176 с.
- Рыженков, А.Я. Цифровое инвестирование как юридический факт в предпринимательском праве / А.Я. Рыженков // Журнал предпринимательского и корпоративного права. — 2021. — №4. — С.8-11.
- Салимзянов, А.И. Гражданско-правовой режим иностранных инвестиций в особых экономических зонах: дис. … канд. юрид. наук. Казань, 2020. — 177 с.
- Терентьев, Ю.И. Инвестиции: проблема трактовки, Ю.И. Терентьев // Вестник Омского университета. Серия «Экономика». — 2004. — №4. — С. 115-122.
Информация об авторе:
Матыцин Денис Евгеньевич, научный сотрудник кафедры гражданского и международного частного права, старший научный сотрудник кафедры гражданского и международного частного права Волгоградского государственного университета, кандидат экономических наук.
400062, Россия, Волгоградская область, г. Волгоград, просп. Университетский, 100.
Information about the author:
Denis E. Matytsin, researcher at the Department of Civil and International Private Law, Senior Researcher at the Department of Civil and International Private Law, Volgograd State University, Candidate of Economic Sciences.
400062, Russia, Volgograd region, Volgograd, prosp. University, 100.
[1] Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда (проект 20-18-00314).
[2] Богатырев А.Г. Инвестиционная политика и инвестиционное право // Законы России: Опыт. Анализ. Практика. 2011. №1. С.3.
[3] См.: Лаптева А.М. Содержание и сущность понятия «инвестиции» // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 14 «Право». 2015. Вып.3. С.46-48.
[4] Терентьев Ю.И. Инвестиции: проблема трактовки // Вестник Омского университета. Серия «Экономика». 2004. №4. С.116.
[5] Федеральный закон от 25 февраля 1999 г. №39-ФЗ «Об инвестиционной деятельности в Российской Федерации, осуществляемой в форме капитальных вложений» // Собрание законодательства Российской Федерации. 1999. № 9. Ст. 1096.
[6] Федеральный закон от 1 апреля 2020 г. №69-ФЗ «О защите и поощрении капиталовложений в Российской Федерации» // Собрание законодательства Российской Федерации. 2020. №14. (часть I). Ст. 1999.
[7] Федеральный закон от 9 июля 1999 г. № 160-ФЗ «Об иностранных инвестициях в Российской Федерации» // Собрание законодательства Российской Федерации. 1999. №28. Ст. 3493.
[8] Лисица В.Н. Гражданско-правовой режим регулирования инвестиционных отношений, осложнённых иностранным элементом: дис. … докт. юрид. наук. Новосибирск, 2013. С.129.
[9] Терентьев Ю.И. Указ. соч. С.116-117.
[10] Доронина Н.Г., Семилютина Н.Г. Проблемы и пути развития российского инвестиционного законодательства // Журнал российского права. — 2015. — №6. — С.10.
[11] Буслаева Л.М. Правовая природа инвестиционного договора//Современное право. 2012. №3. С.82.
[12] Салимзянов А.И. Гражданско-правовой режим иностранных инвестиций в особых экономических зонах: дис. … канд. юрид. наук. Казань, 2020. С.45.
[13] Майфат А.В. Инвестирование: способы, риски, субъекты. М., 2020. С.27.
[14] Там же. С.19.
[15] Лисица В.Н. Указ. соч. С.152-153.
[16] Там же. С.131.
[17] Майфат А.В. Указ. соч. С.41.
[18] Викторова Н.Н. Проблемы квалификации понятия «иностранная инвестиция» в международном частном праве // Вестник Университета имени О. Е. Кутафина. 2016. №12. С.41.
[19] Федеральный закон от 02.08.2019 № 259-ФЗ «О привлечении инвестиций с использованием инвестиционных платформ и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» // Собрание законодательства РФ. 05.08.2019. № 31. Ст. 4418.
[20] Рыженков А.Я. Цифровое инвестирование как юридический факт в предпринимательском праве // Журнал предпринимательского и корпоративного права. 2021. №4. С.11.
[21] Федеральный закон от 18 марта 2019 г. №34-ФЗ «О внесении изменений в части первую, вторую и статью 1124 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации» // Собрание законодательства Российской Федерации. 2019. №12. Ст. 1224.