Современные критические подходы к оценке сущности международного права как продукта «западной цивилизации»

На межгосударственном уровне сохраняют актуальность заявления о построении многополярного мира на основе универсальных норм и принципов международного права. Вместе с тем универсальность самого международного права нередко подвергается сомнению – критики, опираясь на историческую экспансию колонизаторской западно-правовой мысли, отмечают, что международное право – продукт «западной цивилизации» и создано для поддержания её гегемонии. В статье рассматриваются некоторые исторические особенности выстраивания межгосударственных отношений в регионах с точки зрения цивилизационного подхода. Также анализируется концепция «подходов стран третьего мира к международному праву» (Third World approaches to international law) для оценки обоснованности доводов о несостоятельности системы международного права, созданного Западом.

Ключевые слова: Организация Объединенных Наций, международное право, международные отношения, цивилизованные народы, неоколониализм, мультилатерализм

Temporary critical approaches to assessing the nature of international law as a product of «Western Civilization»

Abstract: At the inter-state level, declarations concerning the construction of a multipolar world based on the universal norms and principles of international law remain highly relevant. At the same time, the very universality of international law is often questioned. For example, critics, relying on the historical expansion of colonialist Western legal thought, point out that international law is a product of «Western civilization» and was created to maintain its hegemony. This article examines certain historical features of how inter-state relations have been constructed in other regions, through the lens of a civilizational approach. It also analyzes the concept of Third World Approaches to International Law (TWAIL) to assess the validity of claims regarding the alleged illegitimacy or structural bias of the system of international law established by the West.

Keywords: United Nations Organization, international law, international relations, civilized nations, neocolonialism, multilateralism

Международное право последних десятилетий неотступно использует понятие многосторонности как на глобальном, так и на региональном уровнях. Генеральный cекретарь ООН А. Гутерриш заявил, что многосторонняя система (multilateral system) является не вариантом, а необходимостью для построения лучшего мира[1], Генеральная Ассамблея ООН приняла в 2024 году Пакт во имя будущего[2], постулирующий «новое начало многосторонности». Страны БРИКС месяцем позже на XVI Саммите приняли Казанскую декларацию, где констатировали «появление новых центров силы» и подчёркивали важность многополярного миропорядка, во главе которого находится международное право с ядром целей и принципов, закреплённых в Уставе ООН[3]. Это лишь несколько примеров из публичного международно-правового и политического нарратива.

В противоположность этому в доткрине значительное внимание уделяется темам неоколониализма, евроцентризма, гегемонии западных ценностей, неотступно сопровождающих описание характера международного права. По словам ключевого идеолога школы критических правовых исследований (critical legal studies) М. Коскенниеми, истории jus gentium, естественного и международного права находятся в Европе[4]. Традиционная дихотомия политики и экономики, светского и религиозного, частного и публичного, а также терминология прогресса и современности – это маркеры европейской культуры, равно как и международное право есть её продукт: «Европейские истории, мифы и метафоры продолжают создавать условия для понимания прошлого международного права, а также для определения его будущего[5]». Если европейские ценности, категории, понятия, не являющиеся универсальными, лежат в основе международного права, то есть ли реальные шансы сделать мир многосторонним? Этот вопрос занимает умы планеты как в теоретической, так и в практической плоскости.

В научной литературе отправной точкой возникновения классического международного права связывают с заключением в 1648 году Вестфальского мирного договора, утвердившего идею государственного суверенитета и принцип запрета вмешательства в дела суверенного государства[6]. Подчеркнём, что принцип в большей степени относился к расстановке сил и политическому балансу среди европейских стран. Также Вестфальская система, учитывая разрушительные основания заключения мирного соглашения, предполагала разделение политики и религии, а также положила начало практике проведения дипломатических конференций и переговоров[7]. Вместе с тем, равнозначных или, как минимум, сопоставимых событий остального «незападного мира» в истории международного права не приводится, тогда как очевидно, что другие государства (даже если они себя так не определяли) и до середины XVII века выстраивали многосторонние отношения с учетом своих традиций и особенностей миропонимания.

Это подтверждают подходы к установлению момента зарождения международного права, в частности, с древнего времени. Отметим, что ещё в 1924 году российский правовед С.А. Корф критиковал игнорирование вклада иных цивилизаций в становлении международного права и в целом традицию исследований международного права как системы с 1648 года. Он отмечал, что международное право являлось следствием любой цивилизации и зародилось тогда, когда и вся человеческая культура в целом. С.А. Корф обнаружил сходство принципов регулирования ряда международно-правовых вопросов – посольских миссий, экстрадиции преступников, защиты иностранных подданных, святости и неприкосновенности международных договоров – в разных цивилизациях, «в Шумере или Фивах, в Ниневии или Афинах и вплоть до Рима[8]», а сосредоточение только на Вестфальском мирном договоре — «дилетантством», обусловленным отсутствием источников исторических исследований древних цивилизаций.

Тем не менее, в науке международного права традиция определять события в европейском регионе как имеющие мировой масштаб более популярна, что выразительно описал Д.Дж. Бедерман: «Будь то по причине исторической случайности или (что более вероятно) западного этноцентризма, дата, которая обычно считается датой рождения международного права, имеет исключительно европейское значение[9]». Примерно в этом же ключе Западу вменяется деление мира на «цивилизованные» и «нецивилизованные» народы.

Особый всплеск евроцентристского взгляда на природу международного права произошёл на рубеже XIX-XX веков, что вызвано чередой значительных событий – революций во Франции, США, наполеоновскими войнами и, как следствие, Венским конгрессом 1815 года, Крымской войной, завершившейся подписанием Парижского мирного договора 1856 года, колониальными завоеваниями европейских государств[10]. Результаты преобразования межгосударственных отношений в Европе, признание их колониальных «успехов» упрочивали непоколебимость мнения о высшем уровне правосознания европейских народов в сравнении с иными. Эту точку зрения разделял Ф.Ф. Мартенс, определяющий пространство действия международного права только среди тех народов, «которые признают основные начала европейской культуры и достойны названия образованных[11]». К таковым, помимо Европы, мыслитель относил США и отрицал возможность включить в сложившуюся систему позитивного права иные государства и народы на рассматриваемый период. Указанное он объяснял тем, что международное право зиждется на общности интересов и целей, чего не может быть обнаружено у государств Европы с мусульманскими, языческими и иными обществами, но не в силу инаковости их религий, а в силу отсталости воззрений в социальной, политической и иных сферах. Критерием достижения порога для вхождения в круг создателей международного права Ф.Ф. Мартенс считал разделение воззрений «на разумные цели человеческого существования и назначения государства, выработанные вековою культурой цивилизованных европейских народов[12]».

С одной стороны, такой подход подчёркивает разделение мира, категоризацию народов, с другой стороны, с учётом особенностей эпохи, ограниченных в сравнении с сегодняшним временем достижений разных отраслей науки, Ф.Ф. Мартенс затрагивает важный экзистенциальный для международного права вопрос необходимости универсальных ценностей. Только кропотливое исследование цивилизационных особенностей, анализ практического опыта и налаженная коммуникация между государствами могли бы приблизить человечество к ответу, однако в период жизни Ф.Ф. Мартенса таких возможностей не существовало. Важно отметить, что учёный не придерживался позиции, что международное право может иметь только христианское начало[13], но многие исследователи подчёркивали важность этого аспекта. Г. Лаутерпахт утверждал, что современное международное право — это продукт развития христианской цивилизации[14]; на это же ранее также ссылались Ф. Лист[15], Дж. Эпштейн[16] и другие[17].

Статья 38 Статута Международного суда ООН, одного из ключевых документов современного международного права, как известно, содержит формулировку «общие принципы права, признанные цивилизованными нациями[18]». Автор комментария к указанной статье[19] А. Пелле указывает на то, что это положение Статута Международного суда ООН отражает текст Статута Постоянной палаты международного правосудия 1920 года, который был разработан в период, когда многие вопросы международного права еще не были урегулированы. Это касается, в том числе, и упоминания о «цивилизованных нациях». «Хотя выражение «цивилизованные нации», — отмечает А, Пелле, — вызывает резь в ушах у мужчин и женщин XXI века, сегодня ему не придаётся никакого конкретного значения: предполагается, что все государства являются «цивилизованными», каким бы спорным это ни казалось[20]». Несмотря на то, что практика определять народы через их цивилизованность часто присваивают европейскому региону и рассматривают включённую в статью 38 Статута формулировку как историческую черту колониального прошлого[21], исследование ряда источников иных народов подтверждает, что привычка разделять человечество таким способом не чужда всем регионам.

Так, в Китае с древности вплоть до XIX века сохранялось устойчивое представление о своём государстве как о центре мира, а об императоре – как о Сыне Неба, всемирном универсальном правителе. Сам Китай воплощал добродетель, единственную цивилизованную страну, расположение которой, и, соответственно, частичное присоединение к её величию соседние варварские племена и народы могли получить только при совершении ритуала низкопоклонства перед императором, тем самым входя в данническую, вассальную систему Китая[22]. К иностранцам сохранялось глубокое презрение, позиционирование их как варваров, равных овцам и собакам[23]. Примечательны описанные случаи соприкосновения европейской и китайской культур. Первое официальное двухгодичное посольство британцев в Китае не увенчалось значительными успехами, а призывы его главы Дж. Макартни к уважению норм международного права и дипломатии, основанных на общепринятой практике европейских государств, были восприняты китайской стороной как «шутка варваров», не знавших об установленных с древнейших времён универсальных ритуалах и правилах, в центре существа которых стоял Китай. Согласно позиции последнего, так как Китай производит товары в изобилии, для него нет необходимости торговать с другими странами, и так как в этом нуждаются именно «варвары», то они должны соблюдать те правила, которые Китай сочтёт нужным применять в отношении с другими государствами. Пока производительная мощь Китая конца XVIII века десятикратно превышала экономические возможности британской стороны, такой язык международного общения европейцы были вынуждены поддерживать[24]. Более того, император Цяньлун воспринял иностранное посольство как акт поклонства, и в своём письме королю Георгу III, в котором, по сути, содержался отказ в дальнейшем приёме британского посольства указал: «Мы издали эти подробные инструкции и рекомендовали вашим посланникам благополучно вернуться домой. Ты, О Король, должен просто действовать в соответствии с нашими пожеланиями, укрепляя свою преданность и клянясь в вечном повиновении, чтобы твоя страна могла наслаждаться благословениями мира[25]».

Обнаружено приблизительно в тот же период письмо высокопоставленного чиновника Японии, которое также отражает отношение к европейским торговым посланникам: «У варваров есть обычай день и ночь обсуждать торговые дела и даже в письме, украшенном королевской печатью и адресованном иностранцу, открыто упоминать о своих интересах в торговле, не чувствуя стыда. Это обычай варваров, но он тем не менее отвратительный[26]». К синоцентричной системе Китая соседние народы и племена, включая кочевников в Центральной Азии, японцев и вьетнамцев, относились неоднозначно и в периоды значительного развития подкрепляли собственный эгоцентричный образ мира, стремясь развивать отношения исходя из своего превосходства. К примеру, в начале VII века Япония направила дипломатическую миссию к китайскому императору Суй Ян-ди с официальным обращением следующего содержания: «Сын Неба страны, где восходит солнце, настоящим передает письмо Сыну Неба страны, где оно заходит[27]», что красноречиво указывало на превосходство японской стороны.

Известный индийский религиозно-правовой источник Ману-смрити также содержит положения, касающиеся определения места дальних народов в собственной системе ценностей. Представители иных культур и религий, чужеземцы также воспринимались как варвары, получившие отдельное название «млеччхи» (mleccha)[28]. В сложной системе состояний и качеств души в индуизме млеччхи занимают место наряду с некоторыми животными – слонами, лошадьми, львами, кабанами – а также с «презренными шудрами»[29].

Таким образом, краткий выборочный обзор особенностей восприятия некоторыми неевропейскими государствами других народов позволяет предположить, что человечеству свойственно деление на «чужих» и «своих», и выстраивание межгосударственных отношений на протяжении веков строилось на этой характеристике. Ввиду этого категоризация по признаку цивилизованности не свойственна лишь европейскому региону, однако зачастую в научной литературе этот момент игнорируется. Так как разные цивилизации также выстраивали межгосударственные отношения и накапливали свой уникальный опыт их регулирования, который с большими допущениями, требующими отдельного исследования, можно назвать международным правом, следует признать вероятность, что при альтернативном историческом исходе, к примеру, глобальном синоцентризме или выстраивании международного права универсального уровня исключительно в соответствии с требованиями мусульманского права анализируемое ключевое деление оставалось бы неизменным.

Указанное позволяет взглянуть на положение статьи 38 Статута Международного суда ООН, использующее формулировку «цивилизованные нации», не с точки зрения исторического пережитка европейского колониализма, потерявшего актуальность, а с точки зрения реального социокультурного свойства любого человеческого объединения, стремящегося к собственному возвеличиванию. Через эту призму любая нация, естественным образом считающая себя наиболее цивилизованной, из самых благородных побуждений, а не под тяжестью угнетения, может быть привержена соблюдению общих принципов права, как это и указано в данном положении.

В то же время невозможно не согласиться с тем, что не все черты европейского правосознания, в том числе, международно-правового, были также свойственны другим государствам, то есть универсальны. Современные реалии демонстрируют некую западную привычку быть мировым законодателем, несмотря на изменение характера межгосударственного взаимодействия и стремление международного права отвечать требованиям универсальности. Так как позитивное международное право более устойчиво к гибким идеологическим устремлениям отдельных регионов и государств, всё более широко используется политическое понятие «rules—based order» – «порядок, основанный на правилах», по сути являющееся рамкой, наполнение смыслами которой зависит от повестки конкретного государства или международной организации. Европейский Союз своей задачей ставит «обновленное видение международного порядка, которое соответствовало бы сегодняшнему миру, европейским интересам и влиянию в их нынешнем виде[30]».

Стремление к усилению влияния западных интересов, в том числе в международном праве, зависимое историческое прошлое и сохраняющееся зависимое настоящее породили во второй половине XX века теоретическую школу подходов стран третьего мира к международному праву (Third World approaches to international law; далее – TWAIL). Обобщённо школа отстаивает идею того, что международное право зачастую исключает альтернативные голоса, нивелируя юридические традиции и практику неевропейских стран, что привело к институционализации западного правопорядка в качестве нормативного стандарта, в то время как другие модели остаются вне легитимного поля[31]. По мнению одного из её ключевых идеологов М. Мутуа TWAIL представляет собой «широкую диалектику противостояния международному праву[32]».

Учитывая, что «угнетённый третий мир» занимает большую часть территории планеты[33], представляется, что исследование направления обладает высокой значимостью для анализа универсальности международного права. TWAIL не имеет единого теоретического подхода, но интересы их представителей сосредоточены на том, чтобы обратить внимание на «другие субъекты международного права», то есть на те страны, которые не участвовали в его создании и являются так называемой принимающей стороной[34].

Школа уходит корнями в антиколониальное движение, возникшее после Второй мировой войны[35], соответственно, после образования ООН. В этот период будущие идеологи школы сосредоточились на критике колониальных основ международного права, подчеркивая его роль в легитимации колониального господства и эксплуатации. При этом международное право рассматривалось в качестве инструмента для поддержки движений за независимость и продвижения суверенитета недавно освобожденных государств. Основное внимание уделялось вопросам самоопределения, суверенитета и экономического развития. Символической точкой отсчёта считается Бандунгская конференция 1955 года, объединившая 29 государств Азии и Африки, большая часть которых недавно получила независимость и чьё совокупное население приближалось к 55% населения планеты[36]. Итоги конференции формализованы в заключительном коммюнике, состоящем из нескольких тематических разделов[37]:

1. Экономическое сотрудничество. В разделе провозглашалась необходимость выстраивания взаимовыгодных экономических отношений, поощрялась техническая взаимопомощь, анонсировалось создание Специального фонда экономического развития ООН и иных институтов и органов, занимающихся развитием регионов. Также внимание уделено морским перевозкам, вопросам экспорта, нефтяной политике и ядерной энергетике.
2. Раздел о культурном сотрудничестве подчёркивал, что Азия и Африка были колыбелью многих религий и цивилизаций и поощрял идею сотрудничества в сфере образования и науки. Предполагалось, что государства, находящиеся в более благоприятном положении, могут оказывать помощь населению других стран, принимая стажёров и студентов в свои учебные заведения.
3. Раздел о правах человека и самоопределении официально поддержал принципы Устава ООН, направленные на одноимённые цели. Также было указано, что конференция «приняла к сведению Всеобщую декларацию прав человека как общий стандарт для всех народов и наций». Таким образом подчёркивалось, что декларация не являлась продуктом универсального принятия, и страны Африки и Азии лишь констатировали важность, но не были её частью. 
4. Раздел о проблемах зависимых народов затронул текущие международные кризисы и содержал призывы стран конференции использовать механизмы ООН для скорейшего из разрешения.
5. Следующий раздел направлен на рост участия стран конференции в ООН посредством их вступления в организацию, а также более активного представительства в Совете Безопасности ООН. Особое внимание уделено вопросам запрета на использование ядерного оружия.
6. Завершающий раздел содержал декларацию о содействии миру и сотрудничеству. Часть принципов повторяла по смыслу закреплённые положения статьи 2 Устава ООН, часть предварила закреплённые в Декларации о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом ООН 1970 года^[38] и Хельсинкском заключительном акте СБСЕ 1975 года^[39].

Таким образом, идеи TWAIL не отвергали международное право и признавали его механизмы важной частью как для развития собственных регионов, так и для обеспечения безопасности во всём мире.

Вторая волна интереса, получившая название TWAIL II, вызвана поиском ответа в академической среде, и заключается в том, возможно ли использовать подходы «третьего мира» к международному праву, и какие проблемы на данном пути могут возникать[40]. 1995-1996 годы стали периодом обсуждения нового критического подхода к международному праву, и в 1996 году группа учёных дала ему обозначенное название[41]. Вызывает наибольший интерес тот факт, что указанная деятельность осуществлялась и финансировалась в рамках Гарвардской школы права обучающимися там аспирантами и выпускниками, имеющими происхождение из стран «третьего мира», но получающими образование и юридические навыки в государстве, которое считали главным гегемоном, препятствующим развитию Азии, Африки и Латинской Америки.

Современные исследователи TWAIL (TWAIL III) расширили сферу своих исследований, включая такие области, как права человека, международное экономическое право, экологическое право и международное уголовное право. Они также обращаются к другим критическим подходам, включая феминизм, школу критических правовых исследований (КПИ) и другим[42].

Л. Эслава и С. Пахуджа классифицируют представителей TWAIL по их отношению к международному праву. Так называемые консерваторы отличаются приверженностью нормам международного права и защите существующего институционального и нормативного порядка[43]. Они не считают историческую несправедливость ключевым препятствием для использования существующей международно-правовой системы и полагают, что со временем её недостатки можно исправить. Авторы считают, что такое отношение обусловлено тем, что консерваторы получают выгоду из существующей системы, поэтому стремятся к её сохранению[44].

Для другого типа представителя TWAIL, реформиста, чувство справедливости является более значительным, чем для позитивистских консерваторов, но альтернативы за пределами выстроенной неоколониальной системы он не видит. Для реформиста борьба за справедливость в рамках системы является наилучшим или, возможно, единственным вариантом. Имеющийся разрыв между справедливым порядком и текущим положением может быть преодолен либо путем корректировки системных целей, либо путём приверженности уже существующим справедливым целям[45]. Самый нетерпимый по отношению к международному праву тип – революционеры, полагающие, что система порочна в своём основании и не может привести к положительному результату[46].

Другой идеолог М. Мутуа выделяет две тенденции TWAIL в видении характера изменений. Одни придерживаются более открытого противостояния «во враждебной среде за изменение подчиненного статуса третьего мира по отношению к Западу», и стремления к полной трансформации международного права и третьего мира, другие настаивают на более умеренных мерах[47]. «В любом случае, – заключает М. Мутуа, – обе тенденции едины в своей оппозиции официальному международному праву[48]».

Отдельное внимание следует уделить позиции TWAIL относительно роли ООН. С одной стороны, как указано выше, после спада колониального гнёта страны «третьего мира» заявляли о приверженности принципам и целям Устава ООН – принципы, заявленные в Бандунгском коммюнике, повторяют то, что ранее было формализовано «империалистическими государствами», что означает общее видение устремлений всех государств. С другой стороны, идеологи называют нейтральный, универсальный и справедливый гарант нового порядка в лице ООН ширмой, прикрывающей факт того, что западная гегемония в международных делах была легально передана крупным державам, «которые выделили себе постоянные места в Совете Безопасности, самом могущественном органе ООН. Главенство Совета Безопасности над Генеральной Ассамблеей ООН, в которой доминировали бы государства «третьего мира», превратило понятие суверенного равенства государств в насмешку[49]». Одним из результатов этого стала поляризация в период «холодной войны» между Западной капиталистической и Восточной социалистической Европой, которая разделила весь земной шар на два противоборствующих лагеря, тогда как очаг находился только в Европе[50]. Таким образом, по замечанию приверженцев TWAIL, «переход от европейского господства к контролю великих держав, который быстро стал биполярным, просто изменил форму европейской гегемонии, но не ее суть[51]».

Несмотря на то, что фундаментальные идеи TWAIL об исторической несправедливости, колониальных и неоколониальных последствиях, стремлении к гегемонии Запада находят основания, полагаем, что нигилистическое отношение к системе международного права не обеспечит построение справедливого мира. Во-первых, ссылки на концепцию справедливости зачастую не несут конкретного смыслового содержания, во-вторых, подход TWAIL не предлагает точный набор идей, каким должно быть международное право, как оно должно функционировать, к чему оно должно стремиться и самое ключевое – как этого достичь[52].

Отсутствие единого подхода или, как минимум, более чётких направлений в рамках TWAIL затрудняет понимание всей концепции, а неоднородное отношение к международному праву не позволяет выработать конструктивные шаги по совершенствованию или изменению его системы. Также следует заметить, что большинство научной литературы, посвящённой TWAIL, создано и распространено в академических стенах учреждений Запада или Глобального Севера или учреждений, спонсируемых им[53]. Многонациональная идеологическая элита TWAIL имеет западное образование, основы которого строятся на тех же постулатах, которые они же и критикуют. В этой связи вызывает вопрос, как научная элита, обучившаяся и зачастую проживающая на Глобальном Севере может в действительности слышать голоса Глобального Юга. Относительно постоянного членства в Совете Безопасности ООН необходимо отметить, что возложенная на пятёрку государств роль предполагает и внушительный объём ответственности, к которой готовы в экономическом и политическом разрезе не все государства.

Подводя итог анализу влияния западной цивилизации на становление и развитие международного права, следует признать наличие негативных исторических предпосылок, подкрепляющих гегемонистический произвол Запада, однако сосредоточение исключительно на вопросе исторической несправедливости не способствует устранению реальных проблем, с которыми сталкиваются как государства «третьего мира», так и остальные государства. Наиболее продуктивным в теоретической плоскости, на наш взгляд, будет являться поиск или подкрепление фундаментальных общих идей, объединяющих все цивилизации, и их дальнейшее использование в построении международно-правового полилога.

Библиографический список

1. Вылегжанин А.В. Международное право: учебник /отв. ред. А.Н. Вылегжанин. — М.: Высшее образование, Юрайт-Издат, 2009. 1012 с.
2. Законы Ману [Текст] / Пер. [с санскрит.] С. Д. Эльмановича, провер. и испр. Г. Ф. Ильиным.— Москва : Изд-во вост. лит., 1960 — 361 с.
3. Лист Ф. Международное право в систематическом изложении; Пер. с 6-го нем. изд. под ред. (с предисл.) и с доп. проф. В.Э. Грабаря. — 4-е рус. изд., испр. и доп. — Юрьев (Дерпт) : тип. К. Маттисена, 1917.
4. Лукашук И.И. Международное право. Общая часть : учеб. для студентов юрид. фак. и вузов / И.И. Лукашук; Рос. акад. наук, Инт государства и права, Академ. правовой унт. — Изд. 3е, перераб. и доп. — М. : Волтерс Клувер, 2005.
5. Мартенс Ф.Ф. Современное международное право цивилизованных народов. Том 1. — М.: Зерцало, 2008 г.
6. Bederman D. J. The Spirit of International Law. University of Georgia Press, 2002. 296 p.
7. Chatterjee P. The Politics of the Governed: Reflections on Popular Politics in Most of the World. Columbia University Press, 2008, 7, 114–119.
8. Chimni, B. S. Customary International Law: A Third World Perspective. American Journal of International Law, 2018, 112(01), pp. 1 – 46.
9. Cranmer-Byng J. L. Lord Macartney’s Embassy to Peking in 1793. Journal of Oriental Studies. Vol. 4, Nos. 1,2 (1957–58): 117–187.
10. Dean M. Japanese Legal System: Text, Cases and Materials. Routledge-Cavendish, 2003. 700 p.
11. Dworkin A., & Leonard M. CAN EUROPE SAVE THE WORLD ORDER? European Council on Foreign Relations. 2018.
12. Eppstein J. The Catholic Tradition of the Law of Nations. London, Burns & Oates; Washington, Catholic Association for International Peace for the Carnegie Endowment for International Peace, 1935.
13. Eslava L., & Pahuja S. Beyond the (Post)Colonial: TWAIL and the Everyday Life of International Law. Verfassung Und Recht in Übersee / Law and Politics in Africa, Asia and Latin America, 45(2), 195–221.
14. Gathii J. T. TWAIL: A Brief History of its Origins, its Decentralized Network, and a Tentative Bibliography 3(1) Trade, Law and Development. 26 (2011).
15. Heraclides A., & Dialla A. Eurocentrism, ‘civilization’ and the ‘barbarians.’ In Humanitarian Intervention in the Long Nineteenth Century: Setting the Precedent (pp. 31–56). Manchester University Press. 2015.
16. Korff, S. A. An Introduction to the History of International Law. The American Journal of International Law, 1924. 18(2), 246–259.
17. Koskenniemi M. Histories of International Law: Dealing with Eurocentrism. Rechtsgeschichte — Legal History. 2011.
18. Lauterpacht H. International Law. Vol. 1. Longmans, Green and Co., London. 1947.
19. Mutua M. What Is TWAIL? Proceedings of the Annual Meeting (American Society of International Law), 94, 31–40.
20. Onuma Y. When was the Law of International Society Born?. Journal of the History of International Law / Revue d’histoire du droit international, 2(1), 1-66.
21. Pellet A. ‘Article 38’, in Andreas Zimmermann, and others (eds), The Statute of the International Court of Justice: A Commentary, 2nd Edition, Oxford Commentaries on International Law. 2012. Pp. 731–870.
22. Pellet A. Decisions of the ICJ as Sources of International Law?”, Gaetano Morelli Lectures Series, vol. 2, 2018. 128 p.
23. Riegner, M. How universal are international law and development? Engaging with postcolonial and Third World scholarship from the perspective of its Other. Verfassung Und Recht in Übersee / Law and Politics in Africa, Asia and Latin America, 2012. 45(2), 232–248.
24. Visscher C. Theory and reality in public international law. Princeton University Press, 1957. 398 p.

---

[1] Сайт Организации Объединённых Наций [Электронный ресурс]. URL: https://www.un.org/en/global-issues/multilateral-system (дата обращения: 05.02.2025).

[2] Резолюция, принятая Генеральной Ассамблеей 22 сентября 2024 года. A/RES/79/1 [Электронный ресурс]. URL: https://www.undocs.org/ru/A/RES/79/1 (дата обращения: 05.02.2025).

[3] Казанская декларация «Укрепление многосторонности для справедливого глобального развития и безопасности» от 23 октября 2024 года, Казань [Электронный ресурс]. URL: https://brics‑expert.info/upload/iblock/65f/0265mkwmfg3ht4gajlhkw7tpep0skvkb.pdf (дата обращения: 05.02.2025).

[4] Koskenniemi M. Histories of International Law: Dealing with Eurocentrism. Rechtsgeschichte — Legal History. 2011. P. 155 [Электронный ресурс]. URL: http://data.rg.mpg.de/rechtsgeschichte/rg19_152koskenniemi.pdf (дата обращения: 05.02.2025).

[5] Там же.

[6] Международное право: учебник /отв. ред. А.Н. Вылегжанин. — М.: Высшее образование, Юрайт-Издат, 2009. С. 65.

[7] Там же, с. 67.

[8] Korff, S. A. An Introduction to the History of International Law. The American Journal of International Law, 1924. 18(2), P. 247 [Электронный ресурс]. URL: https://doi.org/10.2307/2188393 (дата обращения: 05.02.2025).

[9] Bederman D. J. The Spirit of International Law. University of Georgia Press, 2002. P. 3 [Электронный ресурс]. URL: http://www.jstor.org/stable/j.ctt46n77z (дата обращения: 05.02.2025).

[10] Лукашук И.И. Международное право. Общая часть : учеб. для студентов юрид. фак. и вузов / И.И. Лукашук; Рос. акад. наук, Инт государства и права, Академ. правовой унт. — Изд. 3е, перераб. и доп. — М. : Волтерс Клувер, 2005. С. 78-82.

[11] Мартенс Ф.Ф. Современное международное право цивилизованных народов. Том 1. — М.: Зерцало, 2008 г. С. 101.

[12] Там же, с. 102.

[13] Там же.

[14] Lauterpacht H. International Law. Vol. 1. Longmans, Green and Co., London. 1947. P. 45.

[15] Лист Ф. Международное право в систематическом изложении; Пер. с 6-го нем. изд. под ред. (с предисл.) и с доп. проф. В.Э. Грабаря. — 4-е рус. изд., испр. и доп. — Юрьев (Дерпт) : тип. К. Маттисена, 1917. С. 16-20.

[16] Eppstein J. The Catholic Tradition of the Law of Nations. London, Burns & Oates; Washington, Catholic Association for International Peace for the Carnegie Endowment for International Peace, 1935. P. 7.

[17] К примеру, Visscher C. Theory and reality in public international law. Princeton University Press, 1957. P. 4.

[18] Статут Международного Суда ООН, Сан-Франциско, 26 июня 1945 г. [Электронный ресурс]. URL: https://www.un.org/ru/icj/statut.shtml (дата обращения: 07.03.2025).

[19] Pellet A. ‘Article 38’, in Andreas Zimmermann, and others (eds), The Statute of the International Court of Justice: A Commentary, 2nd Edition, Oxford Commentaries on International Law. 2012 [Электронный ресурс]. URL: https://doi.org/10.1093/law/9780199692996.003.0050 (дата обращения: 07.03.2025).

[20] Pellet A. Decisions of the ICJ as Sources of International Law?”, Gaetano Morelli Lectures Series, vol. 2, 2018. P. 15 [Электронный ресурс]. URL: https://crde.europeanpapers.eu/sites/default/files/GMLS_2_2018_2_APellet.pdf (дата обращения: 07.03.2025).

[21] Chimni, B. S. Customary International Law: A Third World Perspective. American Journal of International Law, 2018, 112(01), p. 15.

[22] Heraclides A., & Dialla A. Eurocentrism, ‘civilization’ and the ‘barbarians.’ In Humanitarian Intervention in the Long Nineteenth Century: Setting the Precedent (pp. 31–56). Manchester University Press. 2015. P. 39 [Электронный ресурс]. URL: https://doi.org/10.2307/j.ctt1mf71b8.7 (дата обращения: 10.03.2025).

[23] Там же.

[24] Onuma Y. When was the Law of International Society Born?. Journal of the History of International Law / Revue d’histoire du droit international, 2(1), 1-66. P. 29 [Электронный ресурс]. URL: https://doi.org/10.1163/15718050020956740 (дата обращения: 10.03.2025).

[25] Cranmer-Byng J. L. Lord Macartney’s Embassy to Peking in 1793. Journal of Oriental Studies. Vol. 4, Nos. 1,2 (1957–58): 117–187. P. 182.

[26] Dean M. Japanese Legal System: Text, Cases and Materials. Routledge-Cavendish, 2003. P. 77.

[27] Onuma Y. When was the Law of International Society Born?. Journal of the History of International Law / Revue d’histoire du droit international, 2(1), 1-66. P. 13 [Электронный ресурс]. URL: https://doi.org/10.1163/15718050020956740 (дата обращения: 10.03.2025).

[28] Законы Ману [Текст] / Пер. [с санскрит.] С. Д. Эльмановича, провер. и испр. Г. Ф. Ильиным.— Москва : Изд-во вост. лит., 1960. С. 274.

[29] Там же, с. 256.

[30] Dworkin A., & Leonard M. CAN EUROPE SAVE THE WORLD ORDER? European Council on Foreign Relations. 2018. P. 4 [Электронный ресурс]. URL: http://www.jstor.org/stable/resrep21509 (дата обращения: 10.03.2025).

[31] Riegner, M. How universal are international law and development? Engaging with postcolonial and Third World scholarship from the perspective of its Other. Verfassung Und Recht in Übersee / Law and Politics in Africa, Asia and Latin America, 2012. 45(2), 232–248. P. 235 [Электронный ресурс]. URL: http://www.jstor.org/stable/43256854 (дата обращения: 11.03.2025).

[32] Mutua M. What Is TWAIL? Proceedings of the Annual Meeting (American Society of International Law), 94, 31–40. P. 31 [Электронный ресурс]. URL: http://www.jstor.org/stable/25659346 (дата обращения: 11.03.2025).

[33] Chatterjee P. The Politics of the Governed: Reflections on Popular Politics in Most of the World. Columbia University Press. 2004. P. 4 [Электронный ресурс]. URL: http://www.jstor.org/stable/10.7312/chat13062 (дата обращения: 11.03.2025).

[34] Eslava L., & Pahuja S. Beyond the (Post)Colonial: TWAIL and the Everyday Life of International Law. Verfassung Und Recht in Übersee / Law and Politics in Africa, Asia and Latin America, 45(2), 195–221. P. 195 [Электронный ресурс]. URL: http://www.jstor.org/stable/43256852 (дата обращения: 13.03.2025).

[35] Mutua M. What Is TWAIL? Proceedings of the Annual Meeting (American Society of International Law), 94, 31–40. P. 31 [Электронный ресурс]. URL: http://www.jstor.org/stable/25659346 (дата обращения: 11.03.2025).

[36] Warnapala W. Bandung Conference of 1955 and the resurgence of Asia and Africa [Электронный ресурс]. URL: http://www.dailynews.lk/2005/04/21/fea01.htm (дата обращения: 11.03.2025).

[37] Final Communiqué of the Asian-African Conference. In: Asia-Africa speak from Bandung. Jakarta: Indonesia. Ministry of Foreign Affairs. 1955. pp. 161-169 [Электронный ресурс]. URL: https://www.cvce.eu/s/3n (дата обращения: 11.03.2025).

[38] Декларация о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом Организации Объединенных Наций от 24 октября 1970 года [Электронный ресурс]. URL: https://www.un.org/ru/documents/decl_conv/declarations/intlaw_principles.shtml (дата обращения: 17.03.2025).

[39] Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе. Заключительный акт. Хельсинки, 1975 [Электронный ресурс]. URL:  https://www.osce.org/files/f/documents/0/c/39505_1.pdf (дата обращения: 17.03.2025).

[40] Gathii J. T. TWAIL: A Brief History of its Origins, its Decentralized Network, and a Tentative Bibliography 3(1) Trade, Law and Development. 26 (2011). P. 28.

[41] Там же.

[42] Там же, с. 29.

[43] Eslava L., & Pahuja S. Beyond the (Post)Colonial: TWAIL and the Everyday Life of International Law. Verfassung Und Recht in Übersee / Law and Politics in Africa, Asia and Latin America, 45(2), 195–221. P. 205 [Электронный ресурс]. URL: http://www.jstor.org/stable/43256852 (дата обращения: 13.03.2025).

[44] Там же, с. 206.

[45] Там же, с. 207.

[46] Там же, с. 208.

[47] Mutua M. What Is TWAIL? Proceedings of the Annual Meeting (American Society of International Law), 94, 31–40. P. 32 [Электронный ресурс]. URL: http://www.jstor.org/stable/25659346 (дата обращения: 11.03.2025).

[48] Там же.

[49] Там же, с. 34.

[50] Otto D. Subalternity and International Law: the Problems of Global Community and the Incommensurability of Difference. Social & Legal Studies – 1996(5). 337-364. P. 340.

[51] Там же.

[52] Modirzadeh N. K. Let Us All Agree to Die a Little: TWAIL’s Unfulfilled Promise. Harvard International Law Journal, 2023. P. 91 [Электронный ресурс]. URL: http://dx.doi.org/10.2139/ssrn.4406477 (дата обращения: 17.03.2025).

[53] Там же, с. 101.

Информация об авторе:

Панова Полина Сергеевна, аспирант Юридического института Российского университета дружбы народов имени Патриса Лумумбы (РУДН)

Information about the author:

Panova Polina Sergeevna, PhD student of the Law Institute of the RUDN University named after Patrice Lumumba